Великая английская революция в портретах ее деятелей - [25]

Вторую половину XVI века можно с полным основанием именовать «золотым веком» предпринимательской аренды в Англии. Поскольку рента в преобладающем числе случаев благодаря долгосрочным (нередко в 99 лет) договорам, заключенным до начала активной фазы революции цен в Англии, оставалась неизменной, а сельскохозяйственные продукты сбывались по ценам, намного превышающим прежние, неудивительно, что доходы арендаторов превосходили прибыли других форм предпринимательской деятельности.

Нет, однако, сомнений в том, что наиболее радикальный разрыв с традиционным строем аграрных отношений в Англии XVI–XVII веков олицетворяли печально знаменитые огораживания общинных земель. Они-то и являлись прежде всего способом очищения лордами маноров земли от ставших в новых условиях экономически невыгодными традиционных держателей-земледельцев. И хотя сторонники огораживаний «обосновывали» их необходимость «общенациональной пользой» [23], их истинный движущий мотив заключался в стремлении лендлордов монополизировать землевладение в своих руках, распоряжаясь им невозбранно к собственной выгоде.

Как известно, разыгравшийся еще при Генрихе VII Тюдоре пролог аграрного переворота обусловил издание первого статута против обезлюдения деревень (1488–1489 гг.). Однако, поскольку проведение этого и подобного ему статутов в жизнь оказывалось сплошь и рядом в руках самих огораживателей, эффективность тюдоровского законодательства «в защиту крестьян» была ничтожной. Неудивительно, что огораживания практически продолжались с небольшими перерывами на протяжении всего XVI века. Об этом свидетельствует сама хронология соответствующих статутов и прокламаций, формально направленных против них: 1515, 1526, 1536, 1549, 1590 гг. В последние годы правления Елизаветы I и в правление Якова I поднялась новая волна огораживаний. Как показали правительственные расследования, на десятилетие 1597–1606 гг. приходилось 40 % площади, огороженной за предшествующие 50 лет. В таких графствах, как Уорикшир, Лейстершир, Норсемптоншир, Глостершир, обезземеливание крестьян зашло столь далеко, что с лица земли исчезло множество деревень. Еще большее их число обезлюдело в результате внедрения лизгольда и «укрупнений» ферм. К началу революции тысячи и тысячи крестьян, изгнанных из отцовских мест, переходивших из деревни в деревню в поисках земельного держания или случайного заработка, превратились в бродяг. Вспыхнувшее в среднеанглийских графствах в 1607 г. восстание было проявлением отчаяния обездоленных — протестом против чинившихся над ними насилий. Восставшие заявили подоспевшим лондонским судьям, что они собрались с целью уничтожить «недавно возведенные изгороди», которые превратили их в бедняков, погибающих от нужды.

Однако и после подавления этого восстания огораживания продолжались. Так называемая Компания осушителей болот (в восточных графствах) угрожала лишить источников существования тысячи общинников, живших в районе плавней, содержавших здесь скот, промышлявших рыболовством, охотой, промыслами. Точно так же традиционное пользование малоземельным и безземельным людом общинными правами в так называемых заповедных лесах было поставлено под угрозу уничтожением их заповедности (disafforestation), их распродажей в частные руки.

В целом формально восстановленное при первых Стюартах законодательство против «обезлюдения» превратилось лишь в средство собирания казной штрафов с его нарушителей, ибо уплата их являлась по сути узаконением произведенных огораживаний. Об этом свидетельствует большое число крупных огораживаний, зафиксированных в бумагах Канцлерского суда между 1630 и 1640 гг.

Итак, в английской предреволюционной деревне накопились столь острые противоречия, что при первом же проявлении политического кризиса («кризиса верхов») этот горючий материал должен был вспыхнуть широкой волной народных движений.

Глава III Английское общество

Социальная структура общества предреволюционной Англии отличалась удивительной пестротой и переплетением имущественных и сословных статусов людей, в особенности на уровне собственнических классов. Подобная специфика социальной структуры характерна для периода, когда официально признанная юридическая классификация приходит в острое противоречие с общественной практикой, в результате чего в обиходе общественные градации на время затуманиваются. Следовательно, сложность интересующей нас структуры заключалась в рассматриваемый период не только в многоликости сословно-правовых состояний, но и в обманчивости самих этих ликов, поскольку традиционная система статусов сплошь и рядом прикрывала полностью противоречившее ей социально-классовое положение их носителей.

Только на вершине официально признанной сословной иерархии — высшая титулованная знать — и на ее противоположном полюсе — слои, стоявшие вне официального «политического» общества, — традиционное деление в основном еще сохранило свою определенность и зримые границы. Поскольку же речь идет о состояниях, располагавшихся между указанными полюсами, то под воздействием противоположно направленных процессов — разложения унаследованных общественных классов и формирования новых — границы между ними оказались размытыми.