Великая английская революция в портретах ее деятелей - [23]

Английская деревня

В начале XVII века Англия являлась аграрной страной с резким преобладанием сельского хозяйства над промышленностью, деревни над городом [13]. Было бы, однако, более чем ошибочно на этом основании заключить, что Англия слишком медленно продвигалась по капиталистическому пути. Наоборот, главная особенность социально-экономического развития Англии в 1540–1640-х годах, столь выделявшая ее среди европейских стран, в том и заключалась, что она продвигалась по этому пути намного быстрее других. И случилось это по той причине, что наиболее интенсивная ломка средневекового уклада хозяйства началась в деревне намного раньше, чем в городе, и протекала здесь истинно революционным путем. Дело в том, что английское сельское хозяйство, издавна связанное не только с внутренним, но и с внешним рынком (прежде всего вывоз шерсти), намного раньше промышленности стало выгодным объектом прибыльного вложения капитала, сферой капиталистического типа хозяйствования[14].

Но именно по этой причине английская деревня оказалась в столетие, предшествовавшее революции, средоточием основного социального конфликта. Сторонами в нем выступали лендлорды и крупные, предпринимательского типа арендаторы, одинаково враждебные, хотя и по различным мотивам, традиционным аграрным распорядкам, и прежде всего общинной системе землепользования, а тем самым классу мелких самостоятельных земледельцев — носителю этих распорядков. Дело в том, что, едва обретя личную свободу к концу XV века, ядро этого класса — так называемые копигольдеры [15] тотчас оказались между молотом и наковальней, т. е. между стремлением лендлордов очистить от них землю как помеху на пути к более прибыльному ее использованию, и готовностью «денежных людей» немедленно снять ее на новых, коммерческих условиях.

Одним словом, в английской деревне в классической форме проявила себя последовательность во времени и тесная взаимосвязь двух процессов — обезземеливания крестьянства и формирования класса капиталистических арендаторов; в этом и заключалась суть, с одной стороны, так называемого первоначального накопления в деревне и, с другой — генезиса капиталистического уклада в сельском хозяйстве, превращения деревни в рассадник крупной, предпринимательской аренды [16].

Инфляционная конъюнктура цен, в особенности на сельскохозяйственные продукты, обусловила в предреволюционной деревне ситуацию острого земельного голода. Если в 30-е годы XVI века акр земли приносил лендлорду ежегодно 5–6 пенсов ренты, то 100 лет спустя (1630-е годы) рыночная рента за тот же акр уже составляла 4–5 шиллингов, т. е. его годовая «стоимость» возросла в 8–10 раз.

Высокая рыночная конъюнктура стимулировала введение агротехнических новшеств, преследовавших цель повысить продуктивность полей, лугов и пастбищ. Естественно, что этот процесс «улучшения» коснулся прежде всего агрикультуры графств, тесно связанных с крупными рыночными центрами, и в особенности с Лондоном. Так, в первой половине XVII века здесь распространяется практика известкования почвы, удобрения ее морским илом и торфом, в севооборот вводятся сеяные травы (клевер) и корнеплоды (турнепс, морковь), масличные культуры (рапс, сурепица), красители (вайда, шафран), лен и конопля. В широких размерах проводится мелиорация лугов и пастбищ, развертывается осушение так называемой Великой равнины болот (в центральных и северо-восточных графствах). Целенаправленно улучшаются породы скота. В целом труд земледельца стал намного производительнее. Так, в сравнении с началом XVI века в среднем в 2 раза возросла урожайность злаковых культур. Однако несомненные свидетельства интенсификации сельского хозяйства были в социальном плане неоднозначными. Улучшения требовали значительных затрат и были доступны главным образом лордам и зажиточной верхушке деревни. С другой стороны, не уверенные в своем владельческом титуле копигольдеры (равно как и краткосрочные арендаторы) воздерживались, естественно, от подобных дорогостоящих начинаний. Малоимущей же части земледельцев они вовсе были не под силу. Очевидно, что сохранение власти лендлордов над наделами основной массы земледельцев тормозило развертывание агрикультурной революции вширь.

Между тем социально-экономические последствия такой революции в тех условиях были враждебны интересам средних и малоимущих слоев поземельно-зависимого крестьянства, поскольку они отрицательным образом влияли на устойчивость владельческих титулов и хозяйств этих категорий. Инфляционная рыночная конъюнктура на продукты сельского хозяйства и связанный с нею оживленный земельный рынок приводили к тому, что следствием всякого рода улучшений являлись огораживания общинных земель и резкое повышение держательских рент. Естественно, что новые собственники, приобретшие эти земли за наличные, были меньше всего склонны считаться с «незапамятными» традициями в отношениях с обычными держателями [17].

О масштабах этого процесса свидетельствуют следующие данные: из 2500 обследованных английским историком Р. Тауни маноров, расположенных в семи графствах, в период между 1561–1600 гг. отчуждался каждый третий манор. В гораздо большей пропорции происходила смена их владельцев в период между 1601–1640 гг. Продавцами земли выступали корона