Великаньи забавы - [17]

— Ну как?! — говорит.

Апука успокоилась, и снова он увидел себя во всём безобразии, как в зеркале. Напугался Кутх — такой упрямый соперник, не одолеть! — и убежал…

Лангенек, который считал себя тоже красивым и умным, после последних слов помотал кончиком хвоста, выразив этим осуждение глупости.

В пещере было сумеречно, серо. Тусклый свет чуть пробивался лишь у входа, где слой снега тоньше.

«Сейчас бы мне глаза лисицы», — подумал Нипилынкив, вспомнив слова чичине. Она утверждала, что звери когда-то были совсем слепыми. Но потом сообразили, что так не годится, и научились глаза себе вставлять из ягоды: лисица брусничку, олени — княжнику, медведи — шикшу. Вот от этого-то олень всё видит коричневым, медведь — чёрным, а лисички-сестричка красным, весёлым…

Нипилынкиву нестерпимо захотелось света. Но выйти в такую пургу из убежища то же самое, что прямо из яранги кинуться в ледяную прорубь…

Он порылся у пояса и достал коробок со спичками. Потряс возле уха. Спички отозвались радостным сухим треском, зацокали как снегири, будто выговаривали: «Что ты, что ты. Нас много, нас много!»

«Не так уж и много», — подумал парнишка и со вздохом положил коробок обратно.

«Хоть бы выглянуть, посмотреть на свет, да и свежего воздуха надо», — убеждал себя Нипилынкив. Он опять полез к своему широкому ремню, вынул из кожаного кармашка бечеву, размотал и ощупью стал привязывать один конец к ноге зверя, другой закрепил у себя на руке, на запястье. Оправил кухлянку, надвинул плотнее малахай, торбаса подтянул и, волоча бечеву, начал выбираться из пещеры…

По глазам стегануло будто сухим песком. Мальчишка плотней сжал веки, но не отступил, высунулся наружу, сопротивляясь ветру. Голова, казалось, вот-вот оторвётся от туловища и понесётся по насту, как волчий табак. Нипилынкив представил себе этот гриб-шар, катящийся вприпрыжку по тундре. Вот он от удара лопается, и жёлто-зелёная сухая пыльная масса разметается со взрывом, затемнив на миг белую пелену! И опять непроглядь и крутящиеся по насту жгуты снежных струй.

Лангенек тоже выглянул. Гавкнул раз-другой на пургу, поскулил, теребя чёрно-белыми ушами, и лизнул хозяина в лицо, советуя, видимо, бросить эту затею.

Подняться Нипилынкив и не пытался, не мог даже встать на колени. Он пробовал осмотреться, как нерпа, высовывая только голову над лункой. Снег мгновенно сугробился, голова делалась холмиком.

«Где-то здесь стланик. Хорошо бы для костра».

Нипилынкив, не отрываясь от наста, для упора втыкая впереди себя нож, выбрался наружу. Глаза не раскрыть. Ветер стремился подлезть под него, развернуть, опрокинуть.

«Главное, чтобы не откинуло от логова. Бечева не удержит».

Нипилынкив, чтобы уменьшить напор пурги, повернулся лбом к ней навстречу. Так надёжнее: голова узкая, её обтекает, а кухлянка парусит.

Он потыкал в разных местах ножом, выкалывая куски наста. Нигде ни кустика.

Последний костёр

— Как ты мог маленького олешка одного оставить?! — выговаривал Нипилынкиву отец. — А если бы он замёрз или ворон заклевал?

— Уйнэ! — возражал Нипилынкив, потрясая малопулькой.

— Что, застрелил бы?..

«И застрелил», — думает Нипилынкив. Будто отец не знает, что он и куропаток и уток бил. А ворона поймал в петлю и наказал: привязал чаутом к нарте и до тех пор гнал упряжку, пока ворон не смог больше вслед лететь, даже каркать не мог, только клюв разевал. Тогда лишь и отпустил: пусть запомнит и другим закажет, как на оленят нападать… Нет, не дал бы олешка в обиду ни ворону, никому!..

Мальчишка вдруг ощутил мягкую мордочку, трущуюся о ладонь. Хотел прижать к себе.

«Ф-ру, ф-ру», — отстранился Лангенек. Это его обнял Нипилынкив вместо приснившегося оленёнка.

— Хочешь, Лангенек, в стадо? — спросил, потягиваясь, мальчишка.

Щенок радостно взвизгнул.

— Я тоже. Сейчас там оленята появились. Поэтому, наверное, отец-то и задержался, — вздохнул Нипилынкив и поёжился. Чтобы погреться, потёрся спиной о медведя, о его длинный густой мех.

От холода мысли стали какими-то короткими, скованными, не хотелось додумывать.

«Плохо, голова замерзает. Костёр бы! — посетовал Нипилынкив и обругал себя: — Глупый человек, бестолковый как сорока, зачем было по пурге лазить, стланик искать? Если он растёт, то и тут есть».

Мальчишка принялся ножом рыть яму возле самой медвежьей головы. Но тянуло оглянуться на оскаленную пасть, было как-то неприятно и даже страшно. Тогда он передвинулся к хвосту, хотя там намного темней. Выкалывая слежавшиеся слоистые пластины, Нипилынкив понимал, что на склоне реки снег выдувается, не может быть очень глубоким. И действительно, вскоре нож торкнулся о мёрзлую землю. Увы, она была гола: пи стланика, ни веточки ползучей ольхи, ни травинки…

Мальчишка не очень огорчился, он уже сообразил: ведь с ним дорожная палка, вот тебе и дрова! Она выше его, то есть больше метра — это немало, если расходовать с умом. Нипилынкив опять перебрался к медвежьей морде, к свету.

Нож энергично принялся за свое дело — полетели стружки!..

«Нет, — остановился Нипилынкив. — Всю сразу нельзя, надо на два раза». Сделав посредине палки отметку, принялся перемерять её четвертями.