Великан - [6]
Ну что с ней толковать! Я плюнул и пошел было на бахчу, потом вернулся, сжал кулак и показал ей:
— Вот, если ты еще недоглядишь, — ей-богу, побью! И дяде Антону расскажу все.
Она отшатнулась от меня:
— Что ты, что ты! Какой оборванец: слова ему не скажи, так и обрывает.
Но все-таки поднялась, села на телегу и взяла вожжи в руки.
Если бы все шло, как надо, нам бы уж дома быть. А у нас им чего не было готово. Дыни лежали в куче, арбузов даже не сорвано ни одного, а тут еще новая работа объявилась: скрывать то, что натворила Пеганка.
Я первым делом взялся за эту работу. Куски раздавленных арбузов собирал и уносил подальше от бахчи. Помятые плетенки где перевертывал на другой бок, а где вовсе отрывал. Следы не земле заравнивал руками и притаптывал ногами. Так, шаг за шагом прошел от края почти до середины и обратно.
Как я ни торопился, а все-таки, когда управился с этим, солнце уже садиться начало. Я скорее нарвал арбузов, бегом перетаскал всё на телегу, и мы поехали.
Пеганка отдохнула и теперь бежала опять хорошо. Я пошевеливал ее вожжами, старался поспеть домой до захода солнца. Бабка сидела позади меня на арбузах. В самом задке у нас лежали дыни, и она смотрела, чтобы они не попадали.
У Глиняного оврага я обернулся, вижу — сзади нас на дороге дыня лежит. Я чуть не заплакал:
— Бабушка, опять ты не смотришь! Вон дыню потеряли.
— Дыню потеряли!
— Застряли?
— Вон, дыня!
— А-а!.. Ну, подыми.
Я сбегал, эту поднял, за ней — другая, подальше немного. До той добежал — еще видно, две сразу. Ну, куда же мне, разве я утащу четыре штуки? Я только одну взял и побежал — заворачивать Лошадь назад. Уже полдороги пробежал — смотрю, Пеганка тронулась и пошла от меня вперед. Сначала тихо, шагом, потом все скорее, скорее, потом припустилась рысью. Я кричу:
— Бабушка, куда ты? Постой же, бабушка!
Она сидит на арбузах, трясется и ничего не слышит. Вот тетеря глухая!
Я бросил дыню и понесся догонять. Весь овраг обогнули, тогда только я догнал и прыгнул на телегу. Вырвал у бабушки вожжи, остановил Пеганку, спрашиваю:
— Ты что, бабушка, сбесилась, что ли?
— Чего?
— Зачем ты хотела уехать от меня?
— Я не уехать, мне кобылу жалко: навалили на нее целый воз да сами еще сидим. Ты молоденький, и пробежишь, так не беда.
— А как же дыни-то?
— Какие дыни?
— Попадали которые.
— И-и, родимый, я уж, и забыла про, них. Старая становлюсь, намять у меня плохая…
Мы завернули и поехали подбирать дыни. Нашли восемь штук. Пять совсем разбились, и мы их бросили, а три были целые, только немножко треснули. Я положил их на телегу и сказал:
— Ну, теперь смотри, бабушка. Я шибко поеду. Если еще потеряем что-нибудь, я про тебя все расскажу.
— Нет, не потеряем. Зачем терять? Мы лучше сами съедим.
Я ударил Пеганку вожжами. Она дернула и с места взяла рысью. Я крикнул:
— Держись, бабушка!
Поглядел — на возу никого нет. Лежат арбузы, в задке дыни, даже треснутые на месте, а бабки нет. Поглядел дальше — она на дороге. Лежит, ворочается, встает. Руки у меня сами собой потянули за вожжи. Пеганка встала. Я спрыгнул к бабке:
— Что, бабушка, убилась?
— Ну что это я убиваться буду! Тут мягко, — вишь, пыль какая.
Приехали домой — уже темнело. Я, чтобы не сразу отвечать, стал отпрягать Пеганку. Бабка слезла и пошла в избу. Навстречу ей вышел дядя Антон — злой, нахмуренный.
— Здравствуйте, с добрым вечером. Скоренько вы! Духом съездили. Чего доброго, еще растеряли половину.
— Чего?
— Хоть половину привезли, говорю?
— Зачем растрясли? Вот они, все целы.
Он махнул на нее рукой и направился ко мне. Я отстегиваю вожжи, а у меня руки трясутся — никак не могу отстегнуть.
— Ну как, хозяин, а?
И начал расспрашивать меня: почему долго, почему Пеганки тяжело дышит, почему дынь мало?
Спрашивает и смеется. А у самого брови нахмурены, вот-вот ударит. Я сперва отмалчивался. Потом вывел из оглобель Пеганку, стал перед ним и говорю:
— Я тут не виноват. Это всё…
Вдруг открылась дверь в сенки, и стало слышно, как тетка Анисья ругает там бабку: как собака, накинулась на нее. Дядя Антон наступает:
— Если не ты, так кто же виноват: Пеганка, что ли?
Я вспомнил еще, как давеча бабка плакала над своими руками. Вспомнил и вместо ответа отдал дяде Антону Пеганку, а сам пошел домой. Он только пробурчал мне вслед:
— Хозяева! В рот вам мякишу!
Так и не взял он меня на мельницу. И все бабка виновата. А что же с ней сделаешь? Старая ведь она, глухая.
Красный фартук
Она, Варя, всегда такая была. Скажет ей мать ложки вымыть — она не хочет: руки будут мокрые. Пошлет в кооперацию — она весь день проходит. Оставит поиграть с маленьким Васькой — она убежит на улицу, а Васька без нее глины наестся.
Старшая девочка, Оля, пасла гусей, помогала матери обед готовить, поливала огород, подметала избу. А Варя ничего не делала.
Один раз мать собралась в поле, бахчи полоть, а Варе сказала:
— Отгони гусей на болото — Оле нынче некогда будет.
Варя обрадовалась: лучше гусей пасти, чем с Васькой сидеть. Но мать прибавила:
— Пасти их нечего. Только поглядывай, чтобы не ушли куда. Да с Васькой хорошенько играй! Опять глины бы не наелся.
Варя заупрямилась:
— И за гусями и с Васькой — ни за что не буду! Дашь красный фартук надеть, тогда буду.
