Величие и печаль мадемуазель Коко - [53]

Отрезвление случилось в мае. Французская армия бежала. Над Парижем повис черный, плотный дым — горели склады с горючим. В Ла Рошели и Рошфоре полыхали флот, разбомбленный немецкой авиацией. Выли сирены. Мы оставались в «Легком дыхании» — о, какая ирония слышалась теперь в этом названии! — и метались от окна к окну, по очереди приникали к радиоприемнику, пытаясь узнать, не горит ли Париж. Неизвестность терзала нам душу. В эти страшные минуты я чувствовала небывалое единение с матерью и согласилась с ней, когда она предложила уехать.

— Скоро здесь нечем будет дышать.

— Уезжай, — сказала я ей. — Я не могу оставить клинику. У меня больные, которым требуется постоянное наблюдение.

Она уехала, но вскоре вернулась. Вдали от Парижа ей не было покоя.

Двадцать второго июня Франция капитулировала.

Для подписания перемирия был выбран Компьенский лес. Место выбрал Гитлер, и, вероятно, задолго до окончания боев. Это был реванш. Новый лидер бошей жаждал реванша своей нации. Ведь именно в Компьенском лесу было заключено унизительное для Германии перемирие в той войне, которая теперь называлась Первой мировой… Потому что теперь разразилась Вторая.

На месте подписания того, первого, победительного договора лежала мемориальная плита с надписью: «Здесь 11 ноября 1918 года пала преступная гордыня Германской империи, побежденная свободными народами, которые она пыталась поработить ».

Эту плиту нацисты убрали и увезли — неизвестно куда. По национальной гордости французов был нанесен удар. И вагон маршала Фоша, в котором было заключено перемирие, тоже вывезли из музея, проломив ради этого стену, но его, прежде чем спрятать неизвестно куда или уничтожить, привезли в лес. Призрак маршала Фоша должен был принять участие в торжестве немецкого порядка.

Преступник и предатель, Кейтель и Хюнтцигер подписали договор. Я не могу удержаться от того, чтобы не рассказать побольше об этих ненавистных мне людях. Вильгельм Кейтель был человеком, отдавшим тот самый приказ, согласно которому попавшие в плен летчики из нашего истребительского полка «Нормандия — Неман» не считались военнопленными и должны были быть казнены на месте. Он инициировал этнические чистки на территории Франции. Он будет обвинен в заговоре против мира, подготовке и ведении войны, в военных преступлениях и преступлениях против человечности и приговорен к повешению, потому что расстрелять его — слишком много чести! И приговор будет приведен в исполнение через шесть с половиной лет после подписания Компьенского соглашения.

А Шарль Хюнтцигер проживет и того меньше. Он успеет подписать соглашение и еще ряд документов — к примеру, закон об ограничении прав и преследовании евреев. Приложит руку к холокосту! Тут не придется ждать шесть лет — министр иностранных дел коллаборационисткого режима Виши погибнет в авиакатастрофе при очень подозрительных обстоятельствах. Кое-кто покажет ему, что следует летать пониже!

Они разрубили Францию на две неравные части. В большей располагалась оккупационная зона немцев. Эти войска Франция теперь обязалась кормить за свой счет. Меньшая переходила в ведение режима Виши. Французская армия должна была разоружиться и передать тяжелое вооружение немецким войскам; предусматривалось сохранение минимальных соединений для поддержания порядка, численность которых должна была определить Германия. Французский военный флот был демобилизован и помещен в порты под наблюдение оккупационных сил. Торговые суда должны были находиться в портах до особого разрешения. Это был полный крах, конец.

Но Шанель вдруг приободрилась.

— Может быть, теперь воцарится хоть какое-то подобие порядка.

— Порядка? — изумилась я. — Да ведь мы завоеваны!

— Что ж, даже завоевателям и завоеванным нужно одеваться…

— Мама, это оппортунизм!

— Что значит это слово? Знаешь, крошка, режим Виши не так уж и плох. Не зря он назван по имени лечебных вод. Ты слышала — они запретили забастовки?

— О-о, ну тогда я понимаю, чем они так тебе милы. Ты что же, так и не простила своим подчиненным их плохого поведения? Но это мелко!

— Это вполне по-человечески, Вороненок. Девиз Виши: «Труд, семьи и страна». Что об этом можно сказать плохого?

— Это коллаборационизм, мама!

— Опять длинное и бессмысленное слово…

Наши споры становились все тяжелее. Я проводила много времени в клинике. Туда оккупанты пока не добрались. Однажды, вернувшись домой, я застала ее укладывающей вещи.

— Ты поможешь мне? Я решила переехать в Париж.

Конечно, я помогла — собрать вещи и отогнать ее автомобиль к отелю «Ритц». Рикардо у нас больше не было — его убили под Бордо.

Но отель «Ритц» был занят немцами. Над его крышей реял флаг со свастикой. По коридорам сновали немцы в форме. Из ресторана доносился раскатистый смех и пахло жареной свининой. В номере, который занимала мать, играл граммофон, я узнала оперу Вагнера «Венера и Тангейзер». Мы не решились войти и стояли в коридоре, словно нищенки.

— Я этого не допущу! — вдруг заявила мать.

С ней случился один из припадков истерической храбрости, на которую способны бывают робкие натуры. В драке такие люди закрывают глаза и идут на противников, превосходящих их по численности, размахивая кулаками, как мельница. Враги разбегаются. И теперь Шанель готова была выйти с голыми руками против всей немецкой армии.