Величие и падение Рима. Том 2. Юлий Цезарь - [73]

Но этот разговор, который месяцем ранее мог бы стать событием во всемирной истории, теперь был только заурядным ее фактом. Цезарь выказал свою любезность и учтиво приглашал Цицерона приехать в Рим, чтобы вести там переговоры о мире. Когда Цицерон спросил у него, будет ли он свободен поступить так, как ему покажется лучше, Цезарь дал утвердительный ответ, прибавив, что он никогда не смог бы предъявлять условия человеку, подобному ему. Цицерон сказал тогда, что хочет воспротивиться в сенате экспедициям Цезаря в Испанию и Грецию, которые, по слухам, тот думает предпринять. Цезарь был вынужден ответить, что такие протесты будут бесполезны, потому что он поставлен обстоятельствами перед необходимостью без промедления начать эту войну. «Я знаю это, — возразил Цицерон, — но я не мог бы говорить иначе». Холодная и банальная беседа продолжалась еще некоторое время. После разных вопросов Цезарь наконец выразил надежду, что Цицерон еще подумает. Цицерон, конечно, обещал это, и Цезарь продолжал свой путь в Рим.[601]Свита Цезаря произвела на раздраженного этим разговором Цицерона самое дурное впечатление. Он видел там только молодых негодяев, несостоятельных должников или преступников, одним словом — банду авантюристов, и после этого свидания окончательно решил уехать. Этот человек и эта банда, конечно, желали гибели Помпея, конфискации имущества богачей и грабежа государства. Нет, он не пойдет на заседание сената; напротив, он последует за своим другом в Грецию.[602]

Цезарь в Риме

29 марта 48 года[603]Цезарь прибыл в Рим, откуда он уехал проконсулом девять лет назад. Как было далеко то время! Сколько перемен произошло за эти годы, полные такими событиями! Как изменился и украсился сам город! Но Цезарь не имел времени удивляться всему этому. Он спешил уехать в Испанию и наложить свою руку на оставленное Помпеем казначейство. Антоний и Квинт Кассий созвали вне померия оставшихся в Риме сенаторов. Цезарь притворился, что находится перед законно собранным сенатом, и произнес миролюбивую речь, оправдывая свои действия, утверждая, что он не прибегнет к насилию и позволит всем желающим свободно уйти к Помпею. Он предложил отправить в Грецию послов для переговоров о мире; потом подобную же речь он произнес перед народом, отдал приказание о раздаче хлеба и обещал каждому триста сестерциев.[604]Но эти заявления лишь вновь разбудили в недовольном и противоречивом общественном мнении прежние подозрения относительно намерений Цезаря. Указывали, то предложение вести переговоры о мире не может считаться серьезным, если Цезарь не приостановит своих военных приготовлений до получения ответа.[605]Тщетно искали послов, никто не хотел ехать: такое действие возымели угрозы Помпея.[606]

Цезарь и казначейство

Все же в первых числах апреля Цезарь и сенат, казалось, согласно работали над реорганизацией правительства с помощью оставшихся в Риме магистратов. Оказалось, что в Риме оставался претор этого года Марк Эмилий Лепид, сын консула, умершего во время революции 78 года, зять Сервилии и друг детства Цезаря. По причине его родства с Сервилией и своей старой дружбы Цезарь мог доверять ему, и он заставил сенат возложить на Лепида обязанности консула.[607]Антоний, конечно, также по декрету сената был поставлен во главе войск, остававшихся в Италии. Другой сенатский декрет утверждал назначение Кв. Валерия в Сардинию, Куриона — в Сицилию и Африку, Марка Лициния Красса — в Трансальпийскую Галлию и Долабеллы — в Иллирию.[608]Но когда Цезарь, побуждаемый необходимостью к действиям, горячо взялся за дело и потребовал согласия сената на то, чтобы воспользоваться фондами казначейства, разгорелась борьба. Даже без его объяснения все понимали, что цель этого — испанская война. Неизвестно, дал сенат свое согласие или отказал в нем.[609]Но мысль, что общественные средства будут употреблены одним из соперников для продолжения беззаконной и бедственной войны, до такой степени возмутила общественное мнение, что народный трибун Луций Цецилий Метелл, надеясь на свою неприкосновенность, решился воспрепятствовать кузнецам и солдатам, посланным Цезарем, чтобы разбить двери в подземелье храма Сатурна, где лежали деньги и ключи от которого увезли с собой консулы. Тогда Цезарь потерял терпение: он лично явился к казначейству во главе своих солдат и пригрозил трибуну смертью, если тот немедленно не удалится.[610]

Цезарь поспешно оставляет Рим

К счастью для Цезаря, трибун не был намерен умереть, защищая закон и свое священное право, и Цезарь смог овладеть 15 000 фунтов золота и 35000 фунтов серебра в слитках, а также 40 миллионами сестерциев в разменной монете,[611]не пролив крови неприкосновенного должностного лица. Но общественное мнение всех классов было глубоко оскорблено этим насилием, совершенным над самым популярным и священным из всех магистратов. Не было ли это первым признаком новой тирании, подобной тирании Суллы? И глава народной партии еще осмеливался утверждать, что он взялся за оружие в защиту прав трибунов? Конфискации и грабежи скоро покажут, чем был он на самом деле! Цезарь до такой степени был смущен этим недовольством, что решил уехать, не получив законного согласия на ведение войны; он даже отказался от мысли произнести большую речь к народу, которую уже приготовил.