Величайшие русские пророки, предсказатели, провидцы - [28]

Вот один случай, который убедил в прозерцании Корейши князя Алексея Долгорукова (согласно его «Органону животного месмеризма»[20]):

«Я любил одну А. А. А., которая, следуя в то время общей московской доверенности к Ивану Яковлевичу, отправилась к нему, обыкновенно для того, не предскажет ли ей чего-нибудь нового. Возвратившись оттуда, между прочим, рассказала мне, что она целовала руки, которые он давал, и пила грязную воду, которую он мешал пальцами. Я крепко рассердился на это и объявил ей формально, что если еще раз поцелует она его руку, или напьется этой гадости, то я до нее дотрагиваться не буду. Между тем, спустя недели три, она отправилась вторично к нему, и когда он, по обыкновению, собравшимся у него дамам стал по очереди давать целовать свою руку и поить помянутою водою, то, дойдя до нее, отскочил, прокричав три раза: „Алексей не велел!“ Узнав это, я решился к нему поехать и наблюсти за ним. Первая встреча моя была с ним: как только я взошел, он отвернулся к стене и начал громко про себя говорить: „Алексей на горе стоит. Алексей по тропинке идет узенькой, узенькой; холодно, холодно, холодно, у Алексея не будет ни раба, ни рабыни, ноги распухнут; Алексей, помогай бедным, бедным, бедным. Да, когда будет Алексей Божий человек, да… когда с гор вода потекет, тогда на Алексее будет крест“. Признаться сказать, эти слова во мне запечатлелись, и после этого я выучился трем мастерствам; хотя мне и объясняли эти слова ясновидящие и высокие, но, однако, день Алексия Божья человека я неравнодушно встречаю. Из наблюдений над ним, я утром более находил в нем созерцания, и многие такие откровенные вещи он открывал, что самому высокому ясновидцу только можно прозерцать; в других же иногда целыми днями он пустяки городил. Говорил он всегда иносказаниями».

За год до того, как началась Крымская война, Иван Яковлевич побуждал всех своих посетителей щипать корпию (это раздерганная до мягкости ветошь, которая в то время использовалась в качестве перевязочного материала) и настойчиво рекомендовал им дома заготавливать сухари. Уходящим он наказывал в следующий раз приходить с тряпками. Люди так и делали, усаживались напротив юродивого и принимались расщипывать на нитки ветошь, однако никто не мог уразуметь прихоти Корейши. Все прояснилось в июне 1853 года, с объявлением войны. Запасы корпии блаженный велел отправить по госпиталям, а заготовленные сухари отвезти на склады провианта.

18 февраля 1855 года Корейша выглядел сверх меры задумчивым, был грустен и ни с кем из посетителей не заговаривал, лишь посматривал на иконы да вздыхал тяжко. Люди стали было беспокоиться, как вдруг блаженный резко поднялся со своей подстилки и, оглядев всех напуганных визитеров блестящими от слез глазами, произнес: «Нет у нас, детушки, более царя, уволен раб от господей своих, он теперь как лебедь на водах, ныне Александр в правоту России свет». В тот момент никто из присутствовавших не понял, что имел в виду Иван Яковлевич. Однако на следующий день всем все стало ясно: по всей Москве распространилось известие о смерти императора Николая I и вступлении на престол цесаревича Александра Николаевича.

Как-то раз некая госпожа Ланская обратилась к доктору Саблеру, главному врачу Преображенской больницы, за содействием во встрече с известным всей Москве блаженным. Василий Федорович спросил у Корейши, согласится ли тот принять эту даму. Иван Яковлевич ответил положительно, однако поведение его во время визита Ланской весьма озадачило доктора: Корейша вопросы дамы игнорировал, но то и дело просил Саблера снять левый сапог, прибавляя, что он узок больно. Разумеется, доктор оставлял без внимания эти слова больного, однако по настоянию госпожи Ланской все-таки снял левый сапог. Лишь вслед за этим Иван Яковлевич принялся давать ответы на вопросы визитерши, а доктор был вынужден в течение всей беседы оставаться в одном сапоге. Надел он левый сапог после того, как вышел из комнаты Корейши. Завершив дневные служебные дела, доктор Саблер отправился домой в коляске. Ни с того ни с сего лошадь помчались стремглав, растерявшемуся кучеру не удалось с ней справиться, и ему и его пассажиру не оставалось ничего другого, как только прыгать из коляски на ходу. Неудачно приземлившись, Саблер сломал левую ногу. Она распухла так, что не представлялось возможным стянуть с нее сапог, и его пришлось разрезать. Через некоторое время госпожа Ланская напомнила Василию Федоровичу о пророческих словах.

Автор описания жизни Корейши А. Ф. Киреев вспоминал: когда он достиг совершеннолетия, отец вздумал его женить, и они вместе облюбовали невесту по имени Федосья. Но поскольку отец Александра Федоровича не начинал никакого важного дела без благословения Корейши, то он и по поводу сына послал в больницу записку со словами: «Благословите, Иван Яковлевич, рабу Александру вступить в брак с рабою Федосьею!» На вернувшейся записке Корейша карандашом написал такой ответ: «Не с Федосьею, а с Анной». А. Ф. Киреев не придал ему никакого значения, тем более что дело шло полным ходом. Но оно как-то само собой расстроилось, а спустя ровно два года Александр Федорович Киреев совершенно случайно женился на Анне.