Величайшие русские пророки, предсказатели, провидцы - [144]

Однако кондуктор был зорок и безжалостен. Он живо обнаружил и вытащил из-под лавки прятавшегося там и дрожавшего от страха безбилетника. Именно в этот момент у мальчика, находящегося в состоянии сильнейшего стресса, внезапно прорезался талант внушения. Даже много лет спустя, когда писал книгу «О самом себе», Мессинг не мог вспоминать спокойно ту встречу:

«— Молодой человек, — у меня в ушах и сегодня звучит его голос, — ваш билет! Нервы мои были напряжены до предела. Я протянул руку и схватил какую-то валявшуюся на полу бумажку — кажется, обрывок газеты. Наши взгляды встретились. Всей силой страсти и ума мне захотелось, чтобы он принял эту грязную бумажку за билет. Он взял ее, как-то странно повертел в руках. Я даже сжался, напрягся, сжигаемый неистовым желанием. Наконец он сунул ее в тяжелые челюсти компостера и щелкнул ими. Протянув мне назад «билет», он еще раз посветил мне в лицо своим кондукторским фонарем со свечой. Он был, видимо, в полном недоумении: этот маленький худощавый мальчик с бледным лицом, имея билет, зачем-то забрался под скамейку. И подобревшим голосом сказал: — Зачем же вы с билетом и под лавкой едете?.. Есть же места. Через два часа будем в Берлине».

Вот так он впервые осознал, что обладает уникальным талантом внушения, продемонстрировав его на практике.

Двумя часами позже юный Вольф Мессинг ступил на перрон шумного вокзала Берлина, шагнув в самостоятельную жизнь, полную неизвестности. Маленький Вольф и большой равнодушный город. Городу нет до него никакого дела, он не обращает внимания на мелкий человеческий мусор. Умеешь — выживай, не умеешь — умирай с голоду и от холода! Вольф собирался жить, а не умирать. Недостаток сил он компенсировал находчивостью, силой воли и упорством.

Каким-то образом Вольфу удалось пристроиться посыльным в дом приезжих. Платили сущие гроши, зато предоставили угол, где он мог спать. Он был «мальчиком за все» — драил полы, мыл посуду, бегал по разным мелким поручениям, чистил постояльцам обувь. Он старался изо всех своих сил, но чувство голода было его постоянным спутником, потому что Вольфа немилосердно обманывали, когда производили расчет. Мальчик не сетовал, да и не с кем ему было поделиться своими печалями в этом большом равнодушном городе. Однажды он упал в голодный обморок посреди улицы. Его отвезли в больницу для бедного люда, и тамошние врачи, торопливо осмотрев его, не обнаружили у мальчика признаков жизни: сердцебиение отсутствовало, пульс не прощупывался. На Вольфганга накинули простыню, и отправили это худенькое тельце в мертвецкую.

Когда студент-практикант уже почти приготовился начать вскрытие мертвого тела, он вдруг обнаружил сердцебиение — слабо, но сердце тем не менее билось — и заметил подрагивание век у маленького «покойника». Едва придя в себя от испуга, студент срочно вызвал врачей, и медики сообща убедились: мальчик жив, но либо в глубочайшем обмороке, либо впал в состояние летаргического сна. В этом состоянии он и был отвезен в клинику к известному врачу-невропатологу, профессору Абелю, и уже там, спустя три дня, его с осторожностью привели в чувство.

Абель поначалу хотел было определить Вольфа в приют, но тот умолял врача не делать этого, и профессор сдался. Редкий случай заинтересовал его, и он оставил мальчика временно при клинике — уж больно необычен был пациент. После того как Вольф в подробностях поведал о своей берлинской жизни, профессор предположил: вероятно, причина случившегося — нервное и физическое перенапряжение, какое организм ребенка не смог вынести.

Абель подолгу беседовал с Вольфом, провел тщательный осмотр и ряд тестов и с удивлением выявил у Вольфа экстраординарные способности: в частности, ряд опытов подтвердил умение управлять собственным организмом. Профессор назвал мальчика «удивительным медиумом», и в клинике за ним закрепилось это прозвище. Абель долго размышлял над тем, как поступить с мальчиком после выписки из клиники. Открывшиеся уникальные способности Вольфа помогли профессору в решении этой проблемы. Вольф не хотел в приют, но и в родительский дом возвращаться тоже не желал. Но ведь надо как-то его устраивать, поэтому, если он обладает необычными способностями, то разумно будет использовать их.

Во время одного из сеансов, которые проводил профессор Абель, обычного его ассистента заменил некий солидного вида господин, неумелый в качестве помощника, но зато фонтанировавший вопросами и энергично раздававший сложные задания. После того как профессор объявил об окончании сеанса, сказав, что на сегодня довольно, господин ни с того, ни с сего захлопал в ладоши, попросил Вольфа подойти к нему, вынул из кармана пухлое портмоне, не глядя, достал из него одну купюру и сунул в карман подростка.

— Я господин Цельмейстер, — сказал он, — импресарио.

— Да, господин Импресарио, — с учтивым поклоном ответил Вольф.

Гость со смехом объяснил: импресарио — это не имя. Более того, тут же, за рабочим столом профессора Абеля, подписал с Вольфом первый в жизни Мессинга профессиональный контракт. Вольф начал работать в берлинском паноптикуме, где он за дневную плату в пять марок в течение шести дней в неделю должен был ложиться в гроб с крышкой из стекла, входить в состояние каталепсии, а потом «оживать».