Велесова ночь - [43]

– Скромность – хорошее качество, – согласилась Анна.

– Малому подобает малое, боярыня, – добавил Иван Мельников.

Боярыня вскинулась и удивленно произнесла:

– Parvum parva decent (Малому подобает малое – лат.), не думала, что в русском языке есть похожие выражения, – удивилась боярыня, – или вы знаете латынь?

– Латинскому языку не обучен, увольте, боярыня, да и греческий не знаю, нам и на русском хорошо говорится, – не без ехидства заметил Мельников, – и своей мудрости хватает, зачем нам иноземная, а высовываться и вперед вылезать я не люблю, да и тихое житье-бытье мне больше по душе и по нраву. Человеческая натура, странная штука, и не всегда знаешь, где найдешь, а где потеряешь.

– Ну что ж, Иван, оставим эти препирательства и обратимся к вещам более конкретным: что вас связывало с Варварой-ключницей?

– Что могло меня с ней связывать? – почти натурально удивился Мельников.

– То есть вы не знаете?

– Конечно нет, иначе бы рассказал, у меня от вас, боярыня, секретов нет, – очень искренне ответил подъячий.

– Ну а раз секретов нет, то тогда про комнатку на постоялом дворе Гаврилы Крюка мне хотелось бы побольше узнать!

На этот раз слова достигли цели, Мельников резко побледнел, но смятение его продолжалось недолго.

– Снимаю, правду говорите, только к Варваре она никакого отношения не имеет, – твердо ответил он.

– А к кому имеет?

– К делам приказным, – уклончиво ответил подъячий.

– К каким именно?

– С торговым людом договариваться, я ведь человек подневольный, боярыня, у Михаила Степановича дом большой, а жалованье наше сами знаете, не так чтоб уж очень, – развел он руками, – вообщем, что вам рассказывать…

– Хотите сказать, что комнатку для ваших с Лыковым дел используете, тогда что в ней делала Варвара?

– Когда по поручения Михаила Степановича заходила, а когда с сестренкой своей встречалася, с Марфой Бусыгиной, про нее вам и без меня, думаю, рассказали.

Анна слушала внимательно, но пока ни к чему придраться не могла. Выводить на чистую воду дворянина, собирающего воздаяния с купцов в ее планы не входило, всех мздоимцев на Московской Руси сажать, тюрем не напасешься. Практика дополнительных вознаграждений за услуги чиновного люда была делом обычным. Решила действовать в другом направлении.

– Согласно моим сведениям, вы не только Бориса Добровольского знали, но и отца его, Прокопия?

– Да, знал, – напрягся Мельников, – так ведь я Смоленскому воеводе служил, а Прокопий Холмогоров часто в Смоленск наведывался.

– И вы перед тем, как служить Лыкову, служили Холмогорову, не так ли?

– Так, – неохотно кивнул головой подъячий, тема эта ему явно не нравилась, зато Анна почувствовала след.

– Значит, Бориса знали с детства, в дом были вхожи?

– В какой такой дом?! – вполне искренне удивился тот. – Прокопия я только с Литовского посольства и узнал, а потом он в засаду попал, и меня Михаил Степанович к себе взял, если бы не Лыков, я бы, может, так в Смоленске писарем и пропадал!

В этот момент дверь в горницу отворилась и, пригнувшись, чтобы не удариться головой о притолоку, в комнату ввалился дворянин Государева двора. Увидев Анну, удивился, помешкал, потом все-таки поклонился.

– Здравствуйте, боярыня, снова к нам пожаловали. А я тебя, Иван, по всему приказу ищу.

– Вот боярыня комнаткой нашей на постоялом дворе да еще посольством литовским интересуется, Михаил Степанович, – с каким-то странным намеком в голосе опередил Анну Мельников, – так я ведь ничего особенного и рассказать-то не могу.

Дворянин вздрогнул и внимательно посмотрел на боярыню, потом, словно испугавшись, пробормотал нечто невразумительное и, наскоро попрощавшись, вышел из комнаты. Мельников усмехнулся и уставился немигающим взглядом на Анну. Он, видимо, приободрился и уже совершенно спокойно ожидал продолжения. Боярыня поняла, что больше ничего ей узнать не удастся.

Анна возвращалась домой молча. Ее мучали досада и ощущение, что она упустила или не поняла что-то важное. Перед глазами встало торжествующее лицо Мельникова. «Странные у них отношения, у Лыкова с Мельниковым», – пронеслось в голове. Вроде бы Мельников был подобострастен и услужлив, но иногда проглядывало нечто похожее на высокомерие, словно Иван только играл в слугу, а на самом деле был что ни на есть настоящим хозяином положения. Хорошо бы порасспросить тех, кто знал, как ведутся дела в приказе изнутри.

Перед глазами Анны в загадочном хороводе кружились все участники представления. Она была бессловесным зрителем, на глазах которого разворачивалась извечная человеческая трагедия. И один из них, если не несколько, были убийцами. И мотивы были одни и те же: власть, деньги, месть, страх разоблачения, зависть, ревность… Оставалось только выбрать. Она вздохнула, поправила выбившийся из-под платка локон и продолжила дорогу. Во всяком случае Аристотеля Фиорованти теперь она могла сбросить со счетов.

– Боярыня Анна! – окликнули ее.

Анна обернулась и наткнулась глазами на возвышающуюся над толпой улыбающуюся физиономию Матвея Никитина. Она остановилась, ожидая, пока купец протиснется через бурлящую толпу. Эта встреча была как нельзя кстати. Зверь бежал на ловца.