Вектор атаки - [118]

– Что с вами? – спросил Носов. – Я не вижу никакой трагедии. Напротив: теперь я… и вы, кстати… мы доподлинно знаем, что объект жив-здоров и даже обзавелся новыми знакомствами. Живые объекты оставляют следы, а значит, их проще найти. Лично я испытываю воодушевление, а не бьюсь в истерике.

– Вы назвали его объектом?! – потрясенно переспросил Фабер.

– Я вам больше скажу: в агентурной переписке не только я, а и все занятые стороны называют его «объект «Эфеб». Ну и что? Кратов у Красных Эхайнов фигурирует под псевдонимом «Интервент»… хотя, с другой стороны, у Лиловых он проходит как «Наглец», что весьма близко к истине, а уж как они нарекли меня, лучше вам не знать… В общем случае это дает прекрасную возможность абстрагироваться от личностных характеристик и ненужных эмоциональных окрасок. Эмоции сильно мешают в работе… – Фабер покачал головой, но не сказал ни слова. – Далее: все, что нам обоим известно по конкретике Луня, не должно выйти за пределы этого кабинета. Вы поняли?

– Да, Ворон, – пробурчал Фабер.

– Ни Кратов, ни тем более Климова – никто из посторонних не должен об этом знать. Голиафу я доложу сам. А уж он пусть решает, насколько широк должен быть круг посвященных.

– Но как же Лунь? Вы хотите оставить его на растерзание эхайнским инквизиторам?!

– Лунь – большой мальчик, выпутается сам. У нас и без него до черта проблем с маленьким мальчиком семи футов росту.

Мичман Нунгатау на распутье

Уже на площади, отойдя от «Зелья и порока» на изрядное расстояние, мичман вдруг остановился и согнулся пополам, уперевшись ладонями в колени. Дыхания не хватало.

– Паршивая у тебя трава, Аунгу, – прохрипел мичман.

– Какие будут распоряжения? – спросил тот, пропуская упрек мимо ушей.

– Поймать наконец этого ублюдка. Теперь я точно знаю, что он существует и что он из плоти и крови, как простой эхайн. А что там у него внутри особенного, меня не заботит. Между прочим, он был не один.

– Вот как, – промолвил рядовой Юлфедкерк озабоченно.

– Да, не успел вломиться в наш мир, а уже обзавелся пособниками. Рыжая девица в униформе. Я-то поначалу подумал, что какие-то туристы из золотой молодежи. А когда они уходили, разглядел. Такие костюмчики бывают у водителей дальних пассажирских рейсов или у пилотов. Лицо мне определенно знакомо.

– А во что был одет келументари? – спросил сержант.

– В обычное штатское. Серая накидка с капюшоном, немного не по размеру… еще какая-то серая ерунда… Если честно, я в лицо ему глядел, чтобы получше запомнить.

– У нас есть запись инцидента с регистраторов увеселительного заведения, – быстро сказал рядовой.

– Одно дело запись, и совсем другое дело зрительная память. Теперь-то я его в темноте посреди толпы увижу.

– И как он выглядит? – спросил ефрейтор Бангатахх. – Что-то необычное?

– Да… трудно уловить, что именно. Он выглядит нездоровым и в то же время абсолютно спокойным. То есть, конечно, он был задет, раздосадован и несколько озадачен моей дерзостью… но это снаружи. А подо всей этой шелухой – совершенное спокойствие. Во взгляде, в повадках. Лицо такое… потустороннее. – Нунгатау досадливо сморщился. – Не умею объяснить. Если повезет, сами поймете. А, вот! Страха, страха в нем совершенно не было.

– Почему он должен был вас бояться, янрирр мичман? – удивился рядовой Юлфедкерк.

– Ну как же?! На мне военная форма, я вооружен…

– Не совсем трезв, – добавил сержант Аунгу вполголоса.

– И это тоже, – свирепо сказал мичман Нунгатау. – Взять любого из вас, и тот будет меня опасаться.

– Это потому, что никогда не знаешь, что от вас ожидать в следующую минуту, – пояснил ефрейтор Бангатахх. – То ли шутку пошутите, то ли наорать ни за что благоволите, то ли чего похуже…

– Десантировали нас как-то в один мирок, – промолвил сержант Аунгу задумчиво. – На предмет выживания. Хиррэ, северное полушарие, если кто знает. – Остальные «болтуны» понимающе закивали в том смысле, что, мол, знаем, еще бы, проходили сию науку. – Хорошо хоть оружие взять позволили. Не то совсем худо нам пришлось бы. Лес, резучая трава в человеческий рост, что ни шаг, то трясина или ловушка с горящим торфом… А всего хуже были звери.

– Чем же они, позволь спросить, были хуже? – сердито осведомился Нунгатау.

– А то, что страха не ведали и бросались на нас из-за каждого куста. Мы по ним садим из скернов, а им хоть бы что!

– Чем же, любопытно знать, объяснялось такое их отважное поведение?

– А тем, что не знали они, что эхайнской десантуры и эхайнских скернов нужно бояться. Никогда прежде такого не видели, потому и страха перед нами не было.

– Не разъяснили им, стало быть, что следует сторониться старины Аунгу и его верного скерна, – хохотнул ефрейтор.

– А может быть, они были глухие? – вдруг спросил рядовой Юлфедкерк. – Или слепые?

Прежде чем Аунгу пришел в себя от такого неожиданного поворота темы, мичман Нунгатау спросил с раздражением:

– К чему это ты, сержант, вдруг ударился в воспоминания?

– Просто хотел обозначить аналогию, – сказал тот. – Келументари вас не боялся, поскольку не знал, что вас надлежит бояться. Если я правильно понимаю, он прибыл сюда из мира, где никто никого не боится и никакой подлянки от соседа по жизненному пространству не ожидает. При всем уважении, в его глазах вы, янрирр мичман, были не страшны и не опасны. И выглядели не доблестным скорпионом, грозой здешних мест, а всего лишь наглой шпаной, опившейся… чего вы там употребляли?