Вексель судьбы. Книга вторая - [50]

Спустя несколько мгновений, когда они оба пришли в чувства, никакого облака уже не было и в помине. Ночной полудиск скрылся за тучей, и вместо лунной дорожки на асфальт вернулись и разлились по нему кривые пятна от уличных фонарей.

— Что это было?— прервал молчание капитан, нахлобучивая подобранную с земли фуражку.

— Это конец, Расторгуич… Всадники Апокалипсиса…

— Правда, Донатовна?— переспросил капитан, на глазах белея.

Миллионерша шмыгнула носом и вытерла рукой мокрый лоб.

— Всадник на белом коне - это победитель,— медленно, словно боясь непоправимо ошибиться, принялась она вспоминать.— Хорошо, что ты его отпустил, очень хорошо… Всадник рыжий должен быть с мечом - и это было именно так! Всадник вороной - с мерой в руке… Я не знаю, я ничего не знаю! Пропали, пропали мы!

— Ну погоди же!— осадил изготовившуюся было зареветь Изольду Донатовну капитан.— А сколько всего должно быть всадников?

— Четыре, их четыре должно быть! Четвёртый всадник на коне бледном, и имя ему - смерть…

— Так ведь не было четвёртого всадника! Не было бледного коня! Не было!

Услышав эти слова, Изольда Донатовна отчаянно тряханула головой, после чего замерла вся - и перекрестилась.

— А ведь ты прав! Ты прав, Расторгуич! Ты прав! Не было четвёртого! То есть четвертый вроде бы и был, но он был пешим, и уехал с другим на белой лошади!

— То есть, что получается - пронесло?— спросил повеселевшим голосом капитан.

— Пронесло! Пронесло ведь!! Живём!!!

Капитан собрал в кулак все свои силы, чтобы не дать эмоциям выплеснуться наружу, и опустился прямо на тротуар. А Изольда Донатовна зачем-то побежала вдоль улицы, потом вдруг вернулась, весело притопнула ногой и вновь куда-то понеслась, выписывая необъяснимые круги и восьмёрки, по-молодецки временами подскакивая, словно намереваясь пуститься в пляс, что-то восторжённо наговаривая и насвистывая вполголоса из разноязыких пророчеств и молитв.

Наутро - несмотря на наступивший выходной - повинуясь срочному приказу Изольды Донатовны, на высоком береговом уступе, парящим над живописной волжской излучиной, экскаватор выкопал глубокую траншею.

Затем подъехал грузовик, и рабочие стали выгружать из кузова и опускать в траншею мешки с военными артефактами, привезёнными с пакгауза. Последний мешок положила в траншею сама хозяйка, и она же бросила туда первую горсть земли. Дождавшись, когда траншею закопают и вернут на место предусмотрительно срезанный дёрн, Изольда Донатовна просунула и вдавила в кору возвышающейся над погребением вековой сосны золотой крестик, и ещё некоторое время постояв в одиночестве, отпустив водителя, с отлёгшим сердцем отправилась домой пешком.

Тем же утром экспедиционеры спешно, но организованно покинули охотбазу. Ветеран Ершов на новеньком квадроцикле укатил на один из дальних глухих хуторов, а Мария с Петровичем автобусом добрались до Волоколамска, откуда на электричке отбыли в Москву.

Алексей же, успевший разглядеть за стеклом автомобиля, на котором приезжал злопамятный капитан, свой портрет на розыскной ориентировке, предпочёл возвращаться в столицу способом более безопасным. По пустынным просёлочным дорогам, мимо нагретых августовским солнцем колосящихся трав, минуя деревни с немногочисленными старожилами и крепко дрыхнущими после бурной “тяпницы” дачниками, предусмотрительно объезжая населённые пункты и полицейские посты, с самого раннего утра катил в сторону столицы ничем не примечательный спортсмен-велосипедист. Его глаза от яркого солнца защищали сплошные чёрные очки, а тонкие перчатки-митенки из полупрозрачного козьего шевро берегли ладони от повреждений в течение длительной дороги, в случае чего помогая не оставлять следов. Лёгкий ветерок, дующий в попутном направлении, охлаждал спину и отчасти помогал в движении.

В небольшом рюкзаке за плечами у велосипедиста лежали завёрнутые в фольгу бутерброды и несколько бутылок воды, между которыми был надёжно закреплён предмет, издалека напоминающий термос.

Однако как нам теперь хорошо известно, это был не термос, а старый бак от немецкого противогаза, в котором покоилась ветхая тетрадь, от корки до корки исписанная полуразмытыми строчками, теснящимися одна к другой в желании донести и передать свои сокровенные секреты. Лишь временами отвлекаясь на показания закреплённого поверх руля навигатора, Алексей не переставал думать об этой тетради и истово надеялся, что после расшифровки она откроет наконец семидесятилетнюю тайну, столь удивительно и безжалостно разделившую его жизнь. Ибо без знания этой тайны вторая половина жизни отныне представлялась бессмысленной, праздной и пустой.

Более чем двухсоткилометровое путешествие, растянувшееся на полный день, впервые за прошедшие месяцы позволило Алексею в достаточной мере побыть наедине с собой, обстоятельно обдумывая предстоящие планы и приводя в порядок мысли, разгулявшиеся в ожидании новых перспектив.

Уже сильно после полуночи, вконец измотанный и обмякший от долгой дороги, он из последних сил затащил запылённый велосипед в лифт московской многоэтажки на окраине Коньково, и с нескрываемым наслаждением утопил кнопку шестнадцатого этажа. Поднявшись на эту невообразимую когда-то высоту и отворив надёжно спрятанным ключом дверь своей новой конспиративной квартиры, он тщательно запер все замки и тотчас же, даже не в силах заставить себя умыться и переодеться, рухнул спать.