Век Зверева - [26]

В ящике со стеклами находились лишь обрезки разнообразной конфигурации, и поэтому четыре отсутствующих стекла — одно в командирском и три в прочих — собирали, как картинки в калейдоскопе, а после скрепили скотчем. Липкая лента ложилась легко и крепко, и после этой операции окна стали напоминать те, что когда-то выдерживали воздушные волны при артобстрелах.

По кухне сегодня дежурил самый крепкий и широкий мужик — Арчибальд, у которого, естественно, была фамилия и пристойное имя. Из всей компании только у него было прозвище. Остальные называли друг друга по именам и отчествам. Арчибальд порадовал аудиторию супом-харчо. Оказывается, он привез с собой кусок настоящей баранины, завернутый в лопухи, крапиву и пергамент, а после схоронил его на льду. Петрушка, укроп, кинза, чеснок, томаты, приправы какие-то.

После столь глубокого погружения в тренировочный процесс Зверев голода не испытывал, что было естественным следствием легкого переутомления, но этот суп разбудил в нем такой аппетит, что даже промелькнувшая было мысль о водке, от которой сейчас и вреда-то не было бы никакого, одна польза и благостное состояние души, — так вот мысль эта промелькнула и более не появлялась. Он в какой-то мере ощущал себя сейчас бомжом в лагере Охотоведа. Слишком прямыми и близкими были ассоциации.

После обеда Зверев прилег на лежанку в своем домике и моментально уснул.

— Вставай, Юрий Иванович! Игру проспишь.

— А? Что?

— Вставай, дружок.

— Тамбовский волк тебе дружок.

— Вот это уже по-нашему.

— Опять бежать и подтягиваться?

— Бежать и бить по воротам. Ты в футбол когда в последний раз играл?

Играли трое на трое на центральной поляне. Женщина Нина со свистком в зубах обеспечивала объективное судейство. Арчибальд играл в тройке с Зимаковым и Ильей Степановичем — сухим, совершенно каким-то бамбуковым мужиком лет сорока пяти. Зверев никак не мог понять, как такие люди с рюкзаком в шестьдесят килограммов восходят к вершинам и потом как ни в чем не бывало возвращаются. Это вам не колдуны с вампирами.

Зверев играл в тройке с двумя мастерами спорта, которых видел как-то в телевизоре. Они ходили на семитысячники.

Играли ровно полтора часа. Команда Зверева победила со счетом восемнадцать — пятнадцать, и Зверев забил четыре мяча.

— А ты, Юрий Иванович, не прост, — констатировал факт Арчибальд.

Перед сном пили чай, близкий по крепости чифирю, и смотрели слайды в командирском домике. Белые вершины уходили к небу, плыли под ногами облака и красный фломастер пунктира — нить путеводная и безумная.

Зверев занимал отдельный домик. Раскладушка, поролон сверху, чистые простыни и суконное одеяло. Подушка необыкновенно мягкая и большая, волшебного пуха. Зверев теперь долго не мог уснуть, а когда пришел сон, легкомысленный и недобрый, он вернулся в подземелье…

— Юрий Иванович. Вставай. Зарядку проспишь.

— Я на зарядку не пойду. Женщину обещал и не прислал.

— Юрий Иванович. Любовь — дело добровольное. Уверяю тебя, как улучшишь кондиции, так все и получишь.

— Я вам, господин Зимаков, не верю.

— Тамбовский волк тебе господин.

— А это как бы не ваша терминология.

Второй день выдался еще круче. Испортилась погода, и пронзительный ветер без причины ударил в лицо, как ребром ладони. Зимаков только увеличил нагрузки, и, когда Зверев отстал километра на полтора, никто не стал его ждать. На турнике он раскачивался в полном одиночестве и не смог подтянуться больше пяти раз.

Нина готовила отвратительно, и рис с тушенкой не лез в глотку. Футбол отменили. На вечерний разбор полетов Зверев не пришел. В лагере был дизель и бочка топлива, но никто машину не заводил. Сидели в домиках при свечах и читали книги. Арчибальд играл на гитаре и пел песни на грузинском языке. Его научили им десять лет назад. До того дня, когда пушки Закавказского военного округа прямой наводкой стали бить по дворцу Гамсахурдиа, Арчибальд бывал в Грузии каждое лето.

…Зверев проснулся мгновенно. Но мгновение это, очень важное и потому растянувшееся, безумно и мучительно вырвало его из теплого и благодушного сонного лабиринта, вбросило снова туда, где смерть и жизнь поодаль друг от друга стоят в дверном проеме…

Силуэты ночных гостей Зверева были отчетливы и незнакомы. Они поднялись сюда из долины, а может быть, спустились сверху, но скорее всего их дом — дальше…

— Кто здесь?

— Не шуми, Зверев. Иначе будет много лишних трупов. Спокойно вставай. Собирайся.

— Куда?

— Вниз. Зачем тебе эти цацки? Твое место внизу. Там с тобой поговорить хотят. А ты по горам носишься, как пацан. Не солидно.

Зверев потряс спичечным коробком, зажег в темноте спичку, поднес к банке со свечным огарком. Одновременно зажегся луч фонаря, который держал в руках Куренной, коллега из его конторы, однажды прикрывший Зверева, тогда бывшего уже вне закона, но еще надеявшегося на благополучный исход своего дела, когда тот метался в поисках чистой информации. Вторым был неизвестный, по неуловимым признакам — альпинист. Он-то и держал сейчас на мушке Зверева. Автомат, похожий на «узи». Столько сейчас развелось оружия, что сразу и не сообразишь, особенно в темноте.

Он влез в ботинки, зашнуровал их аккуратно и тщательно.