Век невинности - [97]

— Не бойтесь меня, не забивайтесь в угол. Украденный поцелуй — совсем не то, что мне нужно. Вы видите, я даже не пытаюсь прикоснуться к вашему рукаву. Я прекрасно понимаю: вы не хотите, чтобы наше чувство превратилось в пошлую тайную связь. Я не мог бы говорить так вчера, потому что, когда мы не вместе и я с нетерпением жду встречи с вами, все мои мысли сгорают в жарком пламени. Но вы приходите, и вы для меня настолько больше того, что я помнил, и я хочу от вас настолько больше, чем провести с вами час-другой сегодня или завтра, а в промежутках томиться бесконечным ожиданьем, что я могу совершенно спокойно сидеть рядом с вами — так, как сейчас, — лелеять свою мечту и верить, что она осуществится.

Помедлив, она еле слышно спросила:

— Что значит «верить, что она осуществится»?

— Разве вы не знаете, что она осуществится?

— Ваша мечта о том, чтоб мы не расставались? — Она вдруг засмеялась жестким смехом. — Да, вы нашли подходящее место, чтобы мне это сказать!

— Вы имеете в виду карету моей жены? Может быть, нам лучше выйти и пройтись пешком? Надеюсь, вы не боитесь снега?

Она снова рассмеялась, на этот раз более мягко.

— Нет, я не выйду и не пройдусь пешком, потому что мне надо как можно скорее добраться до бабушки. И вы будете сидеть со мною рядом, и мы станем смотреть в глаза реальности, а не мечтам.

— Не знаю, что вы называете реальностью. Для меня единственная реальность — только это.

Она ответила на эти слова долгим молчанием, а тем временем карета, миновав какую-то полутемную улицу, выехала под ослепительные огни 5-й авеню.

— Значит, раз я не могу стать вашей женой, вы хотите, чтобы я стала вашей любовницей? — спросила госпожа Оленская.

Грубость ее вопроса испугала Арчера; женщины его круга избегали этого слова даже в тех случаях, когда разговор близко касался подобных тем. Он заметил, что госпожа Оленская произнесла его так, как будто оно занимало законное место в ее словаре. Неужели его свободно употребляли при ней в той ужасной жизни, от которой она бежала? От неожиданности он вздрогнул и, запинаясь, проговорил:

— Я… я хочу каким-то образом уйти с вами туда, где подобных слов… подобных понятий… не существует. Туда, где мы будем просто жить, как два человека, которые любят друг друга, не мыслят жизни друг без друга, и где больше ничего на свете не имеет значения.

С глубоким вздохом, который перешел в смех, она проговорила:

— О, мой милый, где эта страна? Бывали ли вы В ней? — Остановившись и увидев, что он угрюмо молчит, она продолжала: — Я знаю стольких людей, которые пытались ее найти, и, поверьте, все они по ошибке сошли на промежуточных станциях вроде Булони, Монте-Карло или Пизы, и эти станции ничем не отличались от того старого мира, который они покинули, — разве что были гораздо меньше, грязнее и беспорядочнее.

Он еще никогда не слышал, чтобы она говорила таким тоном, и ему вспоминалась давешняя ее фраза.

— Да, Медуза Горгона и в самом деле осушила вам слезы.

— И открыла мне глаза. Люди заблуждаются, думая, что она ослепляет. Напротив, она не позволяет им закрыть глаза, и поэтому они никогда больше не могут погрузиться в блаженную тьму. Кажется, есть такая китайская пытка. Непременно должна быть. О, поверьте, это жалкая маленькая страна!

Карета пересекла 42-ю улицу — крепкая лошадка Мэй мчала их на север с быстротою кентуккийского рысака. Арчер задыхался от сознания растраченных напрасно слов и минут.

— Что, по-вашему, ожидает нас? — спросил он.

— Нас? Но ведь нас в этом смысле не существует! Мы близки друг другу, только оставаясь друг от друга вдалеке. Тогда мы можем быть самими собой. В противном случае мы всего лишь Ньюленд Арчер, муж двоюродной сестры Эллен Оленской, и Эллен Оленская, двоюродная сестра жены Ньюленда Арчера, которые пытаются быть счастливыми за спиной у тех, кто им доверяет.

— О, я отрешился от всего этого, — со стоном вырвалось у него.

— Нет! Вы никогда от этого не отрешались. А я отрешалась, — каким-то странным голосом произнесла она, — и я знаю, что это такое.

Он сидел молча, оглушенный немой болью. Потом, пошарив в темноте звонок к кучеру и вспомнив, что Мэй, желая остановиться, звонила два раза, позвонил, и карета подъехала к тротуару.

— Почему вы остановились? Это ведь не дом бабушки! — воскликнула мадам Оленская.

— Нет, но я выйду здесь, — пробормотал он, открывая дверцу и соскакивая на мостовую. В свете уличного фонаря он увидел ее испуганное лицо и инстинктивное движение, которое она сделала, желая его удержать. Он закоыл дверцу и на мгновенье прислонился к окну.

— Вы правы — мне не надо было встречать вас сегодня, — проговорил он, понижая голос, чтобы не расслышал кучер. Она наклонилась вперед, словно хотела что-то сказать, но он уже велел кучеру трогать И, стоя на углу, смотрел вслед удалявшейся карете. Снег перестал, и резкий ветер дул ему в лицо. Вдруг он ощутил на своих ресницах что-то холодное и твердое и понял, что плачет и что от ветра его слезы превратились в льдинки.

Сунув руки в карманы, он быстрым шагом пошел по 5-й авеню к своему дому.

30

Вечером, когда Ньюленд перед обедом вернулся домой, в гостиной было пусто. Они с Мэй обедали вдвоем — по случаю болезни миссис Мэнсон Минготт все приглашения отменили, а так как Мэй была пунктуальнее его, он удивлялся, что ее еще нет. Он знал, что она дома, — переодеваясь, он слышал, как она ходит по своей комнате, и теперь стал гадать, почему она задержалась.