Век невинности - [54]

Мистер и миссис Велланд были не меньше дочери удивлены внезапным приездом молодого человека, но он догадался объяснить, что чуть не схватил жестокую простуду, и мистер Велланд счел это вполне достаточным основанием для того, чтобы пренебречь любыми обязанностями.

— Необходима сугубая осторожность, особенно ближе к весне, — сказал он, накладывая себе горку соломенно-желтых оладий и поливая их золотистым сиропом. — Если б я в вашем возрасте был благоразумен, Мэй теперь танцевала бы на балах, а не проводила каждую зиму в глуши с тяжело больным стариком.

— Но ведь мне здесь очень нравится, папа, вы же сами знаете. Если б Ньюленд мог здесь остаться, мне было бы в тысячу раз лучше, чем в Нью-Йорке.

— Ньюленд должен здесь остаться, пока не пройдет его простуда, — заботливо сказала миссис Велланд, а Арчер со смехом заметил, что не следует забывать о службе.

Однако посредством обмена телеграммами с фирмой ему удалось растянуть свою простуду на неделю, и по иронии судьбы снисходительность мистера Леттерблера отчасти объяснялась тем, что его талантливый младший партнер так удачно уладил хлопотливое дело с разводом Оленских. Мистер Леттерблер сообщил миссис Велланд, что мистер Арчер «оказал неоценимую услугу» всему семейству, что особенно довольна старая миссис Мэнсон Минготт, и однажды, когда Мэй с отцом поехала кататься на единственном имеющемся в городе экипаже, миссис Велланд, воспользовавшись удобным случаем, коснулась темы, которой она в присутствии дочери всегда избегала.

— Боюсь, что понятия Эллен совсем не похожи на наши. Ей едва минуло восемнадцать, когда Медора Мэнсон увезла ее назад в Европу — помните, какой был шум, когда она явилась на свой первый бал в черном платье? Очередная причуда Медоры, но на сей раз она, право же, оказалась чуть ли не пророческой! Это было не меньше двенадцати лет назад, и с тех пор Эллен ни разу не приезжала в Америку. Не удивительно, что она совершенно европеизировалась.

— Но ведь европейское общество не одобряет разводов, и графиня Оленская считала, что, добиваясь свободы, она поступает в соответствии с американскими понятиями. — В первый раз произнеся ее имя после отъезда из Скайтерклиффа, молодой человек почувствовал, что краснеет.

Миссис Велланд сострадательно улыбнулась.

— Как это похоже на все те басни, которые сочиняют о нас иностранцы. Они воображают, будто мы обедаем в два часа пополудни и поощряем разводы! Вот почему мне кажется такой глупостью устраивать им торжественные приемы, когда они приезжают в Нью-Йорк. Они пользуются нашим гостеприимством, а потом возвращаются домой и повторяют все те же небылицы.

Арчер ничего на это не ответил, и миссис Велланд продолжала:

— Но мы чрезвычайно ценим, что вы убедили Эллен отказаться от этой мысли. Ни ее бабушка, ни ее дядя Лавел ни в чем не могли ее убедить, и оба написали мне, что она изменила свое решение лишь под вашим влиянием, она даже сама сказала об этом бабушке. Она от вас просто в восторге. Бедняжка Эллен всегда была своенравной девочкой. Интересно, как сложится ее дальнейшая судьба.

«Так, как мы замыслили, — вертелось у него на языке. — Если вы все предпочитаете, чтобы она стала любовницей Бофорта, а не женой какого-нибудь честного малого, то вы, несомненно, на правильном пути».

Любопытно, что сказала бы миссис Велланд, произнеси он это вслух. Ему представилось, как искажаются ее твердые спокойные черты, которым целая жизнь, проведенная в преодолении пустячных трудностей, сообщила ложную значительность. В них все еще угадывались следы былой красоты, подобной красоте ее дочери, и Арчер спросил себя, суждено ли лицу Мэй с годами так же огрубеть и приобрести такое же выражение непоколебимой наивности.

О нет, он вовсе не хотел, чтобы Мэй отличалась подобной наивностью, наивностью, которая ограждает ум от воображения, а сердце от жизненного опыта!

— Я уверена, что, если бы эта ужасная история попала в газеты, это было бы смертельным ударом для моего мужа, — продолжала миссис Велланд. — Я не вхожу в подробности, не хочу их знать, как я уже сказала бедняжке Эллен, когда она попыталась о них заговорить. Имея на руках тяжелого больного, я должна быть веселой и счастливой. Но мистер Велланд был страшно расстроен, и пока мы ждали, как решится это дело, у него каждое утро повышалась температура. Он был в ужасе, что его девочка может узнать о существовании подобных вещей. Но ведь и вы, дорогой Ньюленд, вполне разделяли его чувства. Мы все знали, что вы тогда думали о Мэй.

— Я всегда думаю о Мэй, — сказал молодой человек, вставая, чтобы окончить разговор.

Он хотел воспользоваться беседой с миссис Велланд, чтобы убедить ее ускорить свадьбу, но не мог придумать ни единого аргумента, который бы на нее подействовал, и с облегчением увидел, что к дверям подъехали мистер Велланд и Мэй.

Оставалась единственная надежда — еще раз попытаться уговорить Мэй, и за день до отъезда он отправился с нею в заброшенный сад испанской миссии. Сама картина наводила на мысль о европейских пейзажах, и Мэй, Которой придавала особенную прелесть широкополая шляпа, окутывавшая таинственной тенью ее чрезмерно ясные глаза, с жадным любопытством слушала его рассказы о Гранаде и Альгамбре.