Век кино. Дом с дракончиком - [96]

Он сидел в машине, невидяще уставясь на черные деревья за черной решеткой Страстного бульвара, буднично-озабоченного, над которым вдруг взметнулись птицы. И по странной ассоциации (предчувствую) потянуло его к зеленому камню в селенье мертвых, где покой… не покой, нет — тайна, прозрачные тени канувших в вечность душ.

Пустынный и пасмурный полдень четверга, 12-е. Завтра ночью наступит старый Новый год. Всего неделю прожил он у Никитских ворот на Смоляной… зато какую неделю! «Будет что вспомнить, если выживу».

Все занесено вчерашней метелью, лилии и розы в морозном дыханьи под легчайшим покровом кажутся стеклянными, и белая шапочка покрыла сверху камень. Вспомнилось: «А на кладбище холод какой-то другой, нечеловеческий, замечали?»

Манон Леско боялась сюда приходить. В тишине и безлюдье вдруг уловился неуместный, едва слышный металлический звук, стук; почудилось: из-под земли. Сейчас раздастся искаженный садистский возглас: «Дракончик!»

Валентин вздрогнул и огляделся — нервишки шалят — невдалеке под скрытым сквознячком ударяется о железный крест повешенный на него железный венок. Под ним — полузанесенные снежным прахом цветы… Может быть, здесь в день погребения Алеши шли параллельные похороны под Альбинони и принесены цветы на сороковины? Если убийца смешался с чужой толпой… да зачем, Господи? Полюбоваться, как закапывают в землю бедного Алешу? Только ненормальный способен… а назвать Дашу «дракончиком» может нормальный? а удавку тебе плетет нормальный? Он озверел и сошел с ума; самый разумный выход: не мотаться по Москве, не бегать за подозреваемыми, а засесть в квартире на Смоляной улице и ждать.

«Так я и сделаю!» — твердил Валентин, но все стоял и стоял внутри тесной оградки.

Она боялась сюда приходить и на сороковины, возвращаясь по бульвару из музея, попросила меня о помощи. «Он меня зовет». Он ее позвал, они лежат в одной кромешной яме, и возвышается над ними зеленый камень с белоснежной шапочкой. Валентин смахнул снег. «Мы там два раза встречались». Здесь? Да ну! После исполнившегося пророчества («скоро меня поминать будете») я заворожен этой «декадентской» глыбой, а между тем разгадка наверняка проста… как в пресловутом сочетании четырех цифр — курс доллара в день похорон Алеши. Два раза Марина попросила свою подружку соврать по телефону мужу: два выездных музейных вечера… надо бы уточнить, про какой именно музей она сочинила… Валентин внезапно и несомненно почувствовал чей-то взгляд и секунды три не мог заставить себя оглянуться — зачарованная атмосфера мертвых давила. Наконец повернул голову: на аллее за оградкой стоит, наклонив набок голову, женщина, как черная кладбищенская птица.

Валентин заговорил пересохшим голосом:

— Жанна Леонидовна, у меня при виде вас прямо кровь в жилах стынет.

Жанна покивала траурной своей шляпой и промолвила:

— Так и должно было быть.

— А что, если нам быть попроще, а? Тут за воротами есть некое заведение «У дяди Адама». Давайте посидим, примем с морозца — и вы поведаете мне о своем горе.

— Не выношу пошлости, — процедила она сквозь зубы.

— Согласен. Мой неуместный тон — на нервной почве. Так что вы предлагаете? Вам же хочется поговорить. Как и мне.

Жанна стояла в раздумье. Потом подошла ближе, оперлась руками об ограду.

— Голова кружится. Ладно, спрашивайте.

— Вот вам маленький набросок. Вы увлекались эзотерическими учениями, ненавидели Марину и жаждете покаяния.

Она опять многозначительно покивала, скрывая мрачные глаза под низкими полями шляпы.

— Я, конечно, не претендую на роль духовника, но в меру моих сил облегчить вашу совесть смогу.

— Как?

— Переведя происшедшее из мистического, так сказать, плана в реальный.

— Напрасно вы столь легкомысленно относитесь к мистике. Я их всех погубила.

— Да не вы, не воображайте себя всемогущей — это гордыня.

— Вы так думаете?.. — спросила Жанна с надеждой; он кивнул. — На презентации я поняла, что он бросит меня. А ей нужны были деньги, эти проклятые деньги! Самая притягательная сила на земле.

— Для вас.

— Для всех! Все притворяются (из приличия — остатки христианской этики), а втайне считают, подсчитывают… кто копейки, а кто миллиарды.

— Слишком примитивное обобщение. Но продолжим. Как вы поняли, что Марина с Сержем готовы соединиться?

— Мое чутье обострилось за долгие годы. Это должно было случиться после смерти папы Пчелкина, но тогда Серж не был миллионщиком. Конечно, обеспечен пристойно, но в Америку ее бы не увез.

— Постойте, у меня голова кругом идет. При чем тут смерть Пчелкина?

— Серж тогда прямо-таки обезумел… открылись перспективы, понимаете? Старик разврата не потерпел бы.

— Давно ли ваш муж имеет обыкновение совершать воскресные прогулки по Бульварному кольцу?

— С тех самых пор, как познакомился с этой авантюристкой.

— Чем он мог потрясти адвоката на уличном уголке с кружкой пива?

Ее лицо скрылось за полями шляпы.

— Жанна, за сплетни, даже зловредные, не сажают.

— А за убийство?

— Вы обвиняете своего мужа?..

— Да ну! Неужели я была бы с вами откровенна, если б хоть на минутку допускала… Куда ему. Но я зла и зла на него, я душу свою погубила… — Она помолчала. — Просто спрашиваю себя, не слишком ли я опрометчива с чужим человеком.