Век кино. Дом с дракончиком - [81]

Он осознал вдруг, что все время напряженно вслушивается — ни шороха, ни звука. Вечерний гул города — отдаленный рык уставшего зверя — только подчеркивал оглушающую тишину места преступления.

Валентин встал, приоткрыл двойные рамы, окунулся в ледяной мрак, как в прорубь; в голове просветлело. Избавиться от «бремени страстей», обрести прежнюю свободу и с холодным расчетом вычислить убийцу. Тотчас из тьмы — «привратной», образно выражаясь, за створкой ворот — проступило странно молодое лицо актера-любовника… Искаженный страхом голос юноши выговорил: «Дракончик!» Замешаны оба, нет сомнения — имел место заговор, в который втянули Марину и, наверное, Дашу 28 ноября она вернулась из института в семь часов. Алеша уже мертв… или смерть приближается (под каменными сводами моста — надо туда съездить, ощутить душой его последние мгновения). Марина разговаривает по телефону: «Запомни…» — она с ним на «ты». И возможно, узнает об участии Даши в преступлении. Испытав невыносимый шок (муж, сестра), теряет сознание. Однако, собравшись с силами, идет на встречу с убийцей. «Она узнала страшную тайну и хочет нас всех спасти». Пусть так, но почему не объясниться с сестрой, не дать волю горю и гневу?.. Нет, Даша невиновна! Преступление задумано и исполнено блестящей женщиной и ее любовником, которые впоследствии что-то между собой не поделили.

«Что-то». Что? Алеша был беден. Кто приходит сюда, проходит по этим комнатам, зовет: «Дракончик!» В чем цель загадочных явлений? «Поиски святого Грааля». Предсмертным бредом в московском переулке вдруг вспыхнула европейская магическая мечта… «…убил Алешу». — «Кто? Кто убил?» — «Святой Грааль».

Да что ж это значит. Господи? Вдруг вспомнился нервный разговор с Сержем. «Историк! Кто вас сюда послал?» — «Не иначе как черт!» — «У этого „черта“ есть кличка?» Разговорчик с душком, но… кличка «святой Грааль»? Да ну, слишком претенциозно, притом убийство совершил не профессионал, не киллер — в том и в другом случае.

От лукавой головоломки заныл левый висок. Валентин засмотрелся на алую пещерку над крестовиной (рождение и распятие). Мерцала золотая звезда над пастухами, магами и святым младенцем. «Мы ее так храним!» Игрушка дорогая, но двойного убийства явно не стоит; да «дракончик» давно бы забрал ее, нет, он ищет что-то другое. Или он — маньяк, вознамерившийся истребить эту семью. Например, уголовник, которого в свое время не сумел защитить в суде папа Пчелкин. Отсидев срок и повредясь в уме, он начинает мстить… И Марина все скрывает и его выгораживает? Ерунда!

Это кто-то «свой», кого так боялась Марина. На бульваре она воспользовалась мною — так утопающий хватается за соломинку в водовороте. И так испугалась на кладбище, что в самый скорбный бесповоротный момент попросила увести ее. Ужас реальный или, так сказать, инфернальный? Там были оба фирмача и студент. Они с утра участвовали в ритуале, но нервы у нее сдали в то последнее мгновение — когда гроб предали земле. Да, да, все естественно-жутко — однако загадочная фраза: «В толпе безопаснее».

Что ж, Марину с убийцей действительно связывала страшная тайна, в которой она никому не посмела признаться, и погибла. Валентин взглянул на черную удавку и вздрогнул.

Из прихожей послышался легкий шум, в дверях гостиной возникла Даша. Прелестное дитя — кожа нежно-розовая, словно воспаленная, пунцовый рот, опухший от слез (или от поцелуев), — прелестное и жалкое, взгляд потерянный, больной, как у человека, безнадежно пытающегося что-то вспомнить.

— Что будем делать, Даша? Тебе нужна сиделка.

Отрицательно покачала головой, губы произнесли беззвучное слово, но он понял: «пистолет».

— Обойдешься газовым, не хватало еще тюрьмы. В кого ты собираешься стрелять?

Она, прищурившись с презрением, сделала движение уйти; он опередил, загородил дорогу.

— Я взялся за это дело и доведу его до конца. Но у меня руки связаны, понимаешь? Я же не могу тебя постоянно с собой возить… Ну ладно, могу, согласен. И все равно тебя надо лечить.

Даша проскользнула в свою комнату. Валентин чего-то ждал в сильнейшем нетерпении. Вернулась с коричневой тетрадкой. Он прочел:

«Я выздоровлю сама, если буду жить дома. И согласна ездить».

Валентин будто бы медлил в раздумье, быстро пробегая предыдущие записи на странице:

«Тот голос отнял у меня голос».

«Ты выходил из моей комнаты, когда Валентин был в ванной».

«Нет, останусь! Мне надо быть здесь!»

«Почему бы нет? Пусть живет. Марина сказала, что доверяет только ему».

«Мне! — понял Валентин. — Только мне! Что ж, поживу».

Даша вырвала тетрадь и исчезла, щелкнул новый замок. А ночью в нестерпимой тоске, в смертном страхе пришла и разбудила его. Зажгли елку и просидели, промолчали до утра, до синего, сизого, белесого рассвета. Пещерка алела, ему было хорошо, а ей плохо, он чувствовал.

— Даша, скажи честно: ты хочешь, чтоб мы поймали убийцу?

Тут он заметил, что она спит.

«Страстоцвет»

Небольшой особняк в стиле московского ампира, в два этажа, с белыми полуколоннами по фасаду. Здоровенный детина — охранник, жующий жевачку (интересно, а Боря продолжает здесь подрабатывать?). «Вам назначено?» — «Нет. Сообщите Дмитрию Петровичу: с ним хотят поговорить о смерти Курковых». Детина переговорил по телефону, пропустил.