Век кино. Дом с дракончиком - [22]

— Вижу, а толку-то? — перебил я Танюшу. — Илья Григорьевич в районе двенадцати, но его словам, приехал сюда из Москвы. Допустим, она обнаружила присутствие отца на даче у Любавских по каким-то приметам: машина, силуэт в окне… И сейчас пригрозила. Темперамент у папаши бешеный, в то же время и хладнокровия не занимать, Ваню он искренне ненавидит, а тот еще, может, спровоцировал… Ну а дальше что? Куда делась Виктория, которую я доставил на Плющиху в половине третьего? Предположить, что ее убил муж, а Ваню банкир… Ни в какие ворота! Толкучка какая-то. Между тем это двойное убийство тонко спланировано и организовано, что подтверждает бесследное исчезновение трупов.

— Бесследное исчезновение, — повторил Савельич; мы посмотрели на него выжидающе, но он отстраненно и бессмысленно уставился в окно, в душные золотистые сумерки.

Больная прервала паузу:

— У вас еще данные на Самсона?

Савельич очнулся и завопил:

— На отца? Тарас Бульба — персонаж искусственный, придуманный!

— Вот вам из жизни: Иван Грозный, Петр Великий…

— Они сумасшедшие! Нормальный отец, не алкоголик, не может убить сына.

— Моего сына. Ваня — мой сын.

— И вы уступили… отдали этому неприятному типу самое дорогое — свое дитя?

— Самое дорогое для вас — доллары, — отрезал я и тут же раскаялся. — Никита Савельевич, я не знал про Ваню, вот Танюша мне вчера рассказала.

— Какая трагедия! Как замолить, как искупить смерть близких?.. — Его причитания внезапно оборвались, он спросил с любопытством: — А Самсон Дмитриевич знал?

— Возможно, узнал в прошлую среду от Вики, они крупно поссорились. И с горя он завел себе подругу — журналистку Кристину Каминскую. У которой и провел ночь с шестого на седьмое июня. Каминская призналась, что следила за Викой и мной в клубе «Артистико» и донесла Самсону: мы отбыли вместе. Представляете, какое это произвело впечатление на мужа после ссоры. Журналистка якобы во сне слышала некий голос.

— Голос? — прошептал Савельич. — Внутренний или извне?

— Может, Самсон по телефону с кем-то говорил. Вы, случаем, сценариста раньше не знали?

— Только от покойного Ванечки про него слыхал.

Эпитет «покойный» меня уколол, я докончил угрюмо:

— В общем, она спала и будто бы не знает, во сколько возлюбленный ее покинул.

— Потихоньку смылся?

— Да. В Молчановку, но я не исключаю, что на Плющиху.

— И его собственная любовница была с вами так откровенна?

— Уверен — не до конца. Журналистка горит сенсацией и явно не прочь стать героиней уголовного процесса.

— Вот радость!

— Для кого как. С мужем разводится, может, хочет доказать ему: кого, мол, теряешь… Я ее еще дожму. Подумайте, какая убедительная версия: распаленный ревностью муж, жуткая сцена, мальчик пытается защитить мать, Самсон расправляется с обоими, увозит и прячет трупы… Кабы не этот проклятый компьютер! Самсон не мог выключить его, значит, кто-то еще был тут.

— Почему не мог?

— В одиннадцать он разговаривал с соседкой Каминской по площадке. Если верить Леле, компьютер выключил человек, не желавший, чтоб его увидели из сада при свете экрана. Вероятнее всего, — я помолчал, — убийца.

— Убийца, — приглушенным эхом откликнулась больная. — И у него есть ключ.

— Необязательно. По рассеянности… В любовной горячке Ваня мог не запереть входную дверь.

— Но если преступление подготовлено заранее…

— Вы правы. Некто должен был иметь доступ в дом.

— Чтобы убить ребенка?

Сакраментальный вопрос повис в удушающем воздухе жаркого вечера: из открытого окна (из которого услышал я давеча вечную мольбу «помилуй нас грешных» и чуть не умилился), из окна ни дуновения… И в унисон в сотый раз взмолился: Господи, за что? Бессмысленно, абсурдно! Если только… если разгневанный банкир в припадке отчаяния — «Фараон» рухнул — поднял руку на «порочного мальчишку»… Занятный ассоциативный ряд: «Египетские ночи», «Фараон», гробница Тутанхамона, в которой замурованы мощи, отнюдь не святые… «Приди ко мне тот, кто под землей».

Вот так, «под землей», во тьме пытался я нащупать связь событий, загадочных для меня, как древний узор иероглифов. Не раскрытая до конца тайна Пушкина, которую русские, по мысли другого гения, все разгадывают и разгадывают… за компьютером, я усмехнулся. «Ночи напролет над сценарием просиживает», — сказала Вика про мужа. И в который раз вообразилось слабо освещенное окно, «творец» перед умной машиной…

— Клеопатра, — сказал я вслух, — наверняка знала или догадывалась, кто ее любил с такой болезненной страстью.

— Кто? — удивился старик.

— Как-то я нечаянно обозвал… Знаете, самому режиссеру вернее всех подходила главная роль в экранизации Пушкина. На собственной шкуре испытал я когда-то ее беспощадность, холодный огонь, если можно так выразиться.

— Так любил? Банкир или муж?

— Черт их знает. Илья Григорьевич после убийства Вани мог вызвать Вику сюда (по телефону, например). Ну, понимая, конечно, что мать не простит.

— Само собой! Значит, двое на примете?

— Диапазон широкий. Номер три — сценарист Василевич, подозревающий Любавского в плагиате.

— «Египетские ночи»?

— Они самые. Алиби сомнительное с половины одиннадцатого. Кстати, Танюша, у вашего лекаря — с двух часов. Правда, как и Самсон, актер компьютер выключить не мог.