Век Филарета - [21]

   Мучительно больно было для Василия сознавать отцовскую правоту и — в та же самое время! — не совпадающую с ней правоту собственную. Ибо ощущал он в следовании неторопливому потоку жизни верное течение Провидения, несшего его к неведомой пока цели.

   Между тем большая жизнь врывалась к ним сама. Осенью в Москве состоялась коронация Александра I. Из семинаристов видели ее немногие участвовавшие в церемонии. Много разговоров породила речь митрополита Платона, произнесенная в Ус-: пенском соборе после таинства. Из-под руки передавали, что речь признана едва ли не дерзкой и вызвала недовольство в императорской семье. Об этом Василий не писал в Коломну, зная, что письма на почте просматриваются. Он сообщил отцу о посещении государем лавры 25 сентября, в день памяти преподоб­ного Сергия, описал свою радость от лицезрения «гения России с кротким, но величественным взором, с ангельскою улыбкою, провожаемого собором харит». Не меньшую, а вернее и большую радость доставил ему перевод в богословский класс.

   Преподавание богословия начал архимандрит Августин. Метода его оказалась довольно простою. Он ежедневно вручал в классе свою тетрадку, в которой на латинском языке излагалось толкование книг Ветхого Завета, приказывал читать по очереди вслух отмеченные им места и записывать по-русски в свои тетради. Устные пояснении отца Августина не отличались ни глубиною, ни подолжительностью, ибо он буквально воспринял требование митрополита Платона «Богословие Христово состоит не в препирательных  человеческия мудрости словесах, а потому следует устранять все пустыя и бесполезные вопросы, которыми обезображены книги римских католиков».

  Со святок всё переменилось. Отца Августина перевели ректором московской академии, а во главе семинарии с января 1802 был поставлен инспектор отец Евграф, принявший также обязанности преподавателя богословия. Вопреки требованию митрополита Платона

 заниматься по его богословию, он взял за основу учебник Голлазия,  статьи из которого прочитывал в классе, переводил и подробно толковал  (платоновское богословие казалось отцу Евграфу слишком уж упрощенным). Также в нарушение требований владыки ректор стал больше внимания уделять изу­чению русского языка, требуя и богословские диспуты проводить по-русски. Времени своего в. классе отец Евграф не жалел, поощряя семинаристов к всевозможным вопросам, отвечать на которые он старался вызывать самих учащихся. И чем дальше, тем больше на трудные вопросы отвечал Василий Дроздов.

   После Голлазия перешли к изучению различий православия и протестантства. Читали трактаты на латыни и на греческом, «осуждали, нередко спорили, выискивая все новые доводы в пользу православия во взглядах на Святую Троицу, на пути искупления, на значение икон. Отец Евграф открыл для семинаристов важность трудов отцов церкви и всемерно поощрял чтение ими Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоуста. Часть обу­чавшихся этим тяготилась, ибо предпочитала тупо следовать из­вестному от дедов «канону». Быстрее всех и точнее всех его объ­яснения понимал Дроздов, в коем все ярче разгоралась любовь к богословской премудрости. С чистым сердцем отец ректор оце­нил успехи Василия: «Отлично остр, прилежен и успешен». Он же в апреле 1802 года представил отличного семинариста к по­священию в стихарь для представления Слова Божия в трапезной церкви.

   Учитель греческого языка оценил успехи Дроздова как «препохвальные, прекрасные»; ввели в семинарии обучение медицин­ской науке, и вскоре лекарь отмечал, что в ней Дроздов «очень хорошо успевает». В Твери также изучали медицину, и Гриша Пономарев

написал, что в их семинарию на страх всему городу купили человеческий скелет, дабы изучать натуру детально.

Признаться, главною причиною медицинских успехов Васи­лия стала любовь к другу Андрюше. У Саксина оказалась слабая грудь. К обыкновенному его покашливанию все привыкли, но, попав в памятную апрельскую метель, он расхворался всерьез. Друзья навещали его в лечебнице. Ваня Пылаев переписывал для него лекции, а Василий втирал в худую грудь мази и притирания, рецепты которых он вычитал из лечебника Буханова. Невольно сложилось так, что Дроздов стал распоряжаться всем лечением Саксина, несмотря на уверения доктора, что «тут случай безна­дежный», а там и лечением других больных. Тишина лечебницы пришлась ему по душе, и он туда переселился вовсе, приняв на себя новые обязанности.

«Я не думал, что слова — живу в больнице — подали Вам мысль о болезни,— писал он домой.— Я живу в больнице, но не болен, или, чтобы точнее отвечать на Ваши вопросы — болен инспекторством над больницею; пользуюсь спокойствием уеди­нения и забавами сада. Часто вижу высокопреосвященнейшаго, который иногда для того только выезжает из Вифании, чтобы пройти здешним монастырем и посетить больных».

О настоящей причине своего переселения Василий написать не решился.

За годы обучения курс не слишком переменился, лишь вы­соченный Никита остался на второй год в философском классе. Маленький Акакий немного подрос и постоянно теребил вью­щиеся волосинки на верхней губе и подбородке. Шалости сами