Вехи жизни. Зеев Жаботинский - [38]
В последние годы жизни Жаботинский начал формулировать свои социальные взгляды, но не завершил эту работу («Идея юбилея», 1931, «Главы из социальной философии Библии», 1936), Душой он тянулся к «библейской революции», а главной целью совершенствования общества считал уничтожение бедности. Развивая свои мысли, он дошел до характеристики режима, похожего на «государство всеобщего благосостояния» наших дней. По его мнению, государство обязано обеспечить всех граждан жильем, пищей, одеждой, лечением и учебой (на иврите эти пять понятий начинаются с буквы «м», отсюда формула «пять мемов»), что же касается остальных потребностей, то надо предоставить каждому действовать по своей инициативе и таким образом осуществить соперничество в «извилистой борьбе», являющейся здоровым и необходимым началом в человеческом обществе.
Жаботинский хотел отложить обсуждение характера еврейского общества на то время, когда будет образовано государство, об этом он писал 2 мая 1935 года Давиду Бен-Гуриону: «Я уверен, что есть сионисты, которым безразлична социальная окраска государства; я один из них. Если бы я убедился, что нет иного пути к государству, как социализм, или даже что это ускорит создание государства на одно поколение, я был бы готов. Более того, государство религиозных фанатиков, в котором меня заставят есть фаршированную рыбу с утра до ночи (ну, нет другого пути) – согласен. Еще хуже: идишистское государство, что для меня означает конец очарования, – ну, нет иного пути – согласен. Я оставлю завещание сыну, чтобы совершили революцию, но на конверте напишу: «Открыть через пять лет после создания еврейского государства». Я неоднократно проверял себя, чтобы убедиться, что я на самом деле так чувствую, и я уверен, что это так».
Главная надежда Жаботинского заключалась в том, что молодежь, носитель активности у всех народов и во все времена, совершит сионистскую революцию. Началом ревизионистского движения в сионистском лагере было создание молодежного движения. До конца жизни Жаботинский рассматривал Бейтар (Союз имени Иосифа Трумпельдора) как вершину его сионистской деятельности, его мечту и надежду, его гордость. С самого начала своей сионистской деятельности он ратовал за создание нового типа еврея, новой породы – «гордой, благородной и беспощадной», породы смелых, уверенных в себе борцов. Эту молодежь он призывал к неповиновению, к смене вех и изменению ценностей. Каждая революция имеет свои законы и свою мораль, и они не всегда совпадают с законами и указаниями властей. В своей статье «Об авантюризме» (1932 год) он призывал нарушать решения правительства мандата о «нелегальной иммиграции»: «…свистеть на их законы и запреты! Британия лишилась права требовать минимального уважения к правилам, которые она установила в Эрец-Исраэль. Все действия в стране являются нарушением справедливости и морали… Прошли те времена, когда мы считали себя обязанными морально поддерживать британский режим даже тогда, когда это не было удобно и приятно. Прошли! Нет их больше»
В разные времена Жаботинский по-разному относился к британской политике в Эрец-Исраэль. Иногда он приходил к убеждению, что открытый разрыв с правительством мандата неизбежен, и, выступая перед комиссией Пиля, даже упомянул возможность замены «опекуна» другой державой, но потом передумал и пытался еще раз предпринять «последнюю попытку» в контактах с Британией. Похоже, что в этом вопросе Жаботинский страдал идеологической амбивалентностью. Он считал, что можно осуществить сионизм при помощи постоянного и непрерывного политического давления на Британию, и она в конце концов склонится перед мировым общественным мнением. Ему казалось, что «еврейская нужда является могучей силой, против который не устоит никакая мировая держава». С другой стороны, как утверждали некоторые руководители национальной военной организации (Эцел) в 1938 –1939 годах, подготовка к освободительной войне против «чужой власти», то есть против правительства мандата, неизбежна. Они замечали у Жаботинского признаки слабости и нежелания до конца исчерпать требования революции. Правда, либеральная основа Жаботинского связывала его руки, когда в час испытания ему приходилось идти на крайние меры. Он неимоверно страдал, когда вынужден был дать согласие на нарушение «сдержанности» после арабского террора. В действительности он утвердил ответные действия только после того, как Шломо Бен Иосиф был казнен в 1938 году. Другая трудность, связывавшая Жаботинского, заключалась в том, что он находился вдали от событий: он отказывался отдавать приказы своим солдатам на поле боя в то время, как сам не мог принять участие в операции. Но он неоднократно высказывал убеждение, что сионизм будет осуществлен только в результате освободительной войны.
В марте 1940 года он писал: «Мы обязаны широко открыть ворота национальной родины евреев перед нашими преследуемыми сородичами, даже если нам для этого придется прорвать ее границы с помощью оружия». За несколько месяцев до этого он разработал план вторжения в Эрец-Исраэль по образцу Гарибальди, в соответствии с которым он должен был отплыть на корабле «нелегальных» репатриантов, высадиться на берегах Эрец-Исраэль и начать вооруженное восстание с захватом правительственных зданий в Иерусалиме.
Теодор Герцль и Владимир Жаботинский… Их имена по вполне понятным причинам долгое время были почта неизвестны массовому советскому читателю, а если и мелькали иногда в печати, то сопровождаемые всеми негативными эпитетами, какие только могла измыслить официальная антисионистская пропаганда. Какими были они в действительности, какие черты характера, интересы, дарования, особенности воспитания и судьбы, наложившись друг па друга, позволили им стать выдающимися деятелями еврейского национального движения, навсегда войти в историю политического и культурного возрождения своего народа?
Эта книга рассказывает о мужественных борцах за освобождение Израиля от английского господства и поможет читателям познакомиться с неизвестными страницами Еврейской истории. Книга является адаптацией работы проф. Иосефа Недавы (изд-во «Адар») и сборника очерков «Взошедшие на эшафот» (изд-во «Мидраша леумит»).Документы и фотографии Института им. Жаботинского.
Мария Михайловна Левис (1890–1991), родившаяся в интеллигентной еврейской семье в Петербурге, получившая историческое образование на Бестужевских курсах, — свидетельница и участница многих потрясений и событий XX века: от Первой русской революции 1905 года до репрессий 1930-х годов и блокады Ленинграда. Однако «необычайная эпоха», как назвала ее сама Мария Михайловна, — не только войны и, пожалуй, не столько они, сколько мир, а с ним путешествия, дружбы, встречи с теми, чьи имена сегодня хорошо известны (Г.
Один из величайших ученых XX века Николай Вавилов мечтал покончить с голодом в мире, но в 1943 г. сам умер от голода в саратовской тюрьме. Пионер отечественной генетики, неутомимый и неунывающий охотник за растениями, стал жертвой идеологизации сталинской науки. Не пасовавший ни перед научными трудностями, ни перед сложнейшими экспедициями в самые дикие уголки Земли, Николай Вавилов не смог ничего противопоставить напору циничного демагога- конъюнктурщика Трофима Лысенко. Чистка генетиков отбросила отечественную науку на целое поколение назад и нанесла стране огромный вред. Воссоздавая историю того, как величайшая гуманитарная миссия привела Николая Вавилова к голодной смерти, Питер Прингл опирался на недавно открытые архивные документы, личную и официальную переписку, яркие отчеты об экспедициях, ранее не публиковавшиеся семейные письма и дневники, а также воспоминания очевидцев.
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.