Ведущий в погибель - [42]

— «В здешнем обществе»?

— Курт Гессе фон Вайденхорст, верно ведь? Местная знать сбежится посмотреть на инквизитора, выслужившего себе рыцарское звание; представление почище говорящего осла. Имей это в виду. Наверняка будет пара приглашений, уйма вопросов и пристальнейший интерес к твоей персоне.

— И для чего было раздувать этот самый интерес? — уточнил он недовольно; фон Вегерхоф фыркнул:

— А тебя здесь, напомню, никто не ждал. Эрнст же императорским благоволением не обласкан, а дело требует наблюдения за ульмским цветом рыцарства с близкого расстояния, а лучше — изнутри; и как иначе человек иного сословия может обрести такую возможность? Через знакомство. То есть, через меня. Но теперь здесь — ты, и придется мириться с большим вниманием, чем мы рассчитывали, а также проявлять больше осторожности.

— Стало быть, дело сложнее, чем просто…

— … банальный кровосос? — уточнил стриг. — Да. Гораздо сложнее. Но давай по порядку.

— Давай, — согласился Курт, кивнув вслед хозяину заведения. — Он сказал, что был лишь единичный случай, причем давно. Ульм — город в некотором отношении характерный, вполне возможно, что сотворивший это уже давно покинул здешние места. Перекусил в пути, так сказать.

— Исключать нельзя ничего, — полусогласно отозвался фон Вегерхоф, — в этом мире случиться может все, что угодно, однако есть некоторые сведения, говорящие о том, что стриг — из местных.

— В таких случаях, как правило, первым делом принято подозревать местных замковых владетелей, — заметил Курт; тот улыбнулся:

— Попали в точку, майстер инквизитор… С одним из них ты сейчас говоришь.

— И впрямь, — буркнул он, — поневоле задумаешься над тем, все ли ярлыки, навешанные людской молвой, являются суевериями и пережитками. С какой, собственно, величайшей радости было решено, что это не твоя работа?

— Поскольку мое служение в Конгрегации ставится тобою под сомнение, — кивнул фон Вегерхоф спокойно и даже чуть скучающе, — приведу другие обоснования. Во-первых, я не убиваю. Это неразумно и не необходимо. Во-вторых, я живу здесь не первый год; полагаешь, я внезапно поддался старческому слабоумию? Ничем иным объяснить тот факт, что мне пришло бы в голову бросить тело жертвы посреди улицы, объяснить нельзя.

— Пусть так, — согласился Курт неохотно, пытаясь удержать мысли в рамках дознания, всеми силами заставляя себя забыть, с кем говорит, хотя бы на минуту, однако выходило это не столь хорошо, как требовалось бы. — В таком случае, начинай с начала. Что здесь приключилось?

— Выпей, — предложил стриг настойчиво. — Слишком ты взбудоражен; боюсь, сейчас ты будешь смотреть, а не слушать.

— Нет, — отозвался Курт, не сумев смягчить резкость в тоне, и пояснил, вынуждая себя говорить спокойнее: — Тот яд, что убил Хоффманна… Мне он тоже достался — по нелепой случайности. Но досталось меньше, и мне повезло, я выкарабкался; меня подобрал и выходил местный травник. Однако питаться я еще долгое время буду, как немощный старец — вареной преснятиной, запивая водой.

При упоминании о погибшем следователе фон Вегерхоф помрачнел, опустив глаза в стол, и понизил голос, вздохнув уже без прежней усмешки:

— Как он умер?

— Не стану врать, что быстро, — не сразу ответил Курт, и стриг зло поджал губы. — Но и не скажу, что терзался долго.

— Где это случилось и как? В трактире?.. Наверняка глювайн…

— С чего ты взял? — с подозрением уточнил он.

— Логично, — передернул плечами фон Вегерхоф, глядя в наполненный стакан, зажатый в пальцах; настороженность собеседника стриг упорно игнорировал, и, не будь он тем, кем был, Курт поручился бы за то, что подобные мелочи его сейчас тревожат мало, и произошедшее в самом деле воспринято им болезненно. — Яд; надо полагать, не посреди дороги вам предложили выпить или съесть нечто. Значит, трактир. Отравить можно пищу или питье; ты сказал, что и тебе досталось, что досталось случайно — следственно, досталось то, что предназначено было лишь для него, что было заказано им для себя… Не могу вообразить, чтобы вы поделили его блюдо, точно пара бродяг; вот угостить вином — это в порядке вещей, это мог предложить Эрнст и это вполне воспринял бы как должное ты. А вина он не пил. Пил пиво, бывало — что покрепче, но простого вина — никогда, уже много лет. Эрнст любил глювайн. Особенно в холод. Однажды он даже посмеялся по поводу своего пристрастия, сказав, что это — наиудобнейшее питье для того, чтобы незаметно добавить яду: за таким количеством трав и специй можно и не заметить… А из того, что ты не возразил, а полез с ответными вопросами, я делаю вывод, что не ошибся. Где он похоронен?

— Не знаю, — ответил Курт нехотя и, встретив вопросительный взгляд бледно-голубых, почти прозрачных, точно ледниковая вода, глаз, пояснил: — Где-то в лесу, чуть поодаль от жилища того травника; это такая глушь, что я никакими судьбами не найду вновь это место, посему — не знаю. В случае необходимости, разумеется, можно попытаться…

— К чему? — отстраненно возразил фон Вегерхоф. — Пусть лежит, где лежит. Ради успокоения его души следует не перезакапывать, а завершить дело, которое ему не позволили исполнить… Следовательно, к делу, — отмахнувшись от самого себя, встряхнулся стриг, и Курт неловко согласился: