Ведущий в погибель - [12]

Он лишь покривился, однако стакан послушно опустошил, не отказавшись и от второго — глювайн[9] был приготовлен на редкость удачно, оставшись на языке и небе приятным терпким послевкусием.

Трактир они покинули тотчас же после завтрака, устремившись по выезде из поселения сразу в галоп; гористая и неровная дорога, местами исчезающая вовсе, вскоре окончилась, сменившись сплошным лесом по обе стороны от нее, отдохнувшие кони шли свободно, и, если путь будет лежать столь же легко и впредь, с попутчиком Курт должен был разминуться к вечеру. Спустя еще час бега уже по лесной плохо проезженной стезе, еще укрытой утоптанным снегом, кони начали коситься на седоков недовольно, и Хоффманн призвал замедлить ход.

— Мне тоже что-то не по себе, — нехотя сознался следователь. — Судя по всему, утренняя порция жаркого была не к месту… Да и стар я уже для таких дел, как верховые путешествия; мне надо сидеть в городе, перемещаться по ровным улицам степенно и греть старые раны у очага по вечерам.

— Старые раны?.. — переспросил Курт. — Не вы ли тот следователь, что когда-то и привел Хауэра в Конгрегацию?

— Хм, а вас и впрямь не перехвалили, — заметил тот одобрительно. — С чего сделали такой вывод?

— Ваша правая рука гнется плохо, и несколько раз в день вы потираете плечо — похоже на то, что этого движения вы уже не замечаете; с Хауэром вы общались весьма дружественно, да и несколько слов в вашем с ним разговоре навели на эту мысль… Возраст совпадает.

— Excellenter[10], — кивнул инквизитор и, поморщась, прижал ладонь к груди под желудком. — Треклятое жаркое с треклятым перцем; пора переходить на водяные кашки… Да, Гессе. Вы правы.

— Значит, — неведомо отчего понизив голос, уточнил Курт, — вы в самом деле… История с оборотнем — это правда, или же Хауэр попросту прогнал мне байку для олухов?

— Ох, молодость, молодость, — мечтательно протянул Хофманн. — Нет, Гессе, он вам не лгал. История была. Эта самая история до сих пор ноет в сырую погоду и не дает руке работать должным образом; благодарение Богу хоть за то, что со службы не погнали.

— Года два назад я сказал бы, что вам завидую и что хотел бы увидеть живого оборотня или стрига…

— А теперь?

— Теперь не скажу.

— Умнеете, — усмехнулся Хоффманн, тут же покривившись и, стиснув пальцы прижатой к груди ладони, пригнулся почти к самой луке седла; Курт нахмурился:

— Вы в порядке?

— Не сказал бы, — отозвался тот болезненно, с усилием распрямляясь, и неловко усмехнулся. — Великий победитель оборотней страдает язвой, Гессе, и временами с довольно паршивым чувством пытается вообразить, что случится, если вот так прижмет когда-нибудь в бою. Смерти глупее выдумать невозможно — подставить шею из-за рези в желудке.

— Что вы забыли в учебке? — с искренним непониманием спросил он, когда Хоффманн тронул коня дальше. — По тому, как мне описывал вас Хауэр, я сделал вывод, что ему до вас, как до луны пешком, и вдруг… Не могу представить, чтобы он покрикивал на вас на плацу или читал наставления.

— Хауэр парень занятный, верно? — улыбнулся инквизитор, поморщась и снова прижав ладонь к груди. — Ведь он добился неплохой должности, хлебной и безопасной, другой на его месте давно бы успокоился и делал свою работу, не пытаясь выпрыгнуть выше головы и вывернуться из собственной шкуры. А он продолжает что-то придумывать, изыскивать, испытывать, все пытается выжать из себя больше, выжать все, что может и чего пока не может… Когда-то — да, когда-то мое появление в его жизни научило его кое-чему; теперь я приезжаю учиться у него. Он показывал вам это представление со свечой?

— Да. Надо признать, впечатляет.

— Я пытаюсь повторить этот фокус уже не первый год. Никаких успехов. А под рукой Хауэра, к слову замечу, который не оставляет своих стремлений шагнуть дальше, уже пригибается пламя в очаге. Есть чему поучиться у него, Гессе, и не только таким вот довольно… так скажем — сложным вещам. Как вы полагаете — за кем победа в трех наших поединках из пяти на плацу? Быть может, и возраст сказывается, и поврежденная рука не дает разойтись как следует; можно сочинить для себя уйму отговорок, но фактом остается одно — у него будет что перенять любому, от следователя до курьера, от шарфюрера до обер-инквизитора. Эти амбуляции[11] еще многое и многим могут дать. Мой вам совет: не пренебрегайте этой возможностью. Вцепитесь отцу Бенедикту в глотку и не отпускайте, пока он не согласится направлять вас к Хауэру регулярно.

— Он сказал и мне примерно то же самое, и я с ним согласен, — кивнул Курт и усмехнулся: — С вами Хауэр делился своей идеей внедрить его систему обучения в академию — для рядовых следователей?

— Мне отчего-то кажется, что проще перечислить тех, с кем он ею не делился, — отозвался Хофманн со вздохом. — Не вижу, отчего бы его не послушаться. Вообразите, Гессе, умения зондергрупп в руках инквизитора; а ведь нам оные умения едва ли не важнее, чем им — зондергруппа прибывает, заранее предупрежденная об опасности, вооруженная до зубов, а мы можем столкнуться с необходимостью ввязаться в бой с неведомо кем неведомо в какой момент. Именно мы и — прав Хауэр — курьеры должны уметь защитить себя. Ну, и напасть при необходимости.