Ведомые 'Дракона' - [11]

- "Ястреб сто второй", атакуй "юнкерсов", прикрываю!

Помахав крыльями Патракову, я устремился к бомбардировщикам, а точнее, ко второму из них, который входил в пике. Скорость "яка" быстро нарастала. Только собрался я открыть огонь, как увидел, что от "юнкерса" отделился черный комок. Что это? Бомба? Нет, человек. За ним тянется парашют. А что же с бомбардировщиком? Он продолжает пикировать, и мотор у него вроде дымит. Значит, его уже угостил кто-то из наших. Что ж, надо добавить... Открываю огонь из пушки и пулемета. Вижу, как трассы снарядов и пуль впиваются в фюзеляж и крылья. "Юнкерс" сваливается на крыло, но еще не горит. Начинаю выводить самолет из пикирования. Земля совсем рядом. На развороте бросаю взгляд на фашиста. Бомбардировщик врезается в землю и разваливается на куски.

Набираю высоту и оглядываюсь. В небе так много самолетов, что трудно понять, где наша группа. Делаю по радио один вызов, другой... Но эфир настолько забит перекличкой голосов, что невозможно ничего разобрать. Решаю возвращаться на пункт сбора, в район станицы Абинской: горючего остается мало.

В тот же момент замечаю, как сзади ко мне приближаются два самолета. Не наши ли? Вглядываюсь в силуэты истребителей. "Мессершмитты"! Даю полный газ и лезу на вертикаль. Фашисты - за мной. Один из них уже открывает огонь. У него скорость больше, а я еще не успел разогнать свой "як". Бросаю самолет то вправо, то влево. А дистанция между мной и "мессером" все сокращается. Ну, думаю, влип. Как же выкрутиться? И вдруг "мессершмитты" почему-то оставляют меня и стремительно сваливаются в пике. Что случилось? Оглядываюсь и вижу двух "яков". Они спешат на выручку. Вот оно что! Фашисты струсили и удирают.

Вызволил меня из беды Александр Туманов со своим ведомым. У летчиков кончились боеприпасы, горючее было на исходе, но это не остановило их. Рискуя собой, они пришли на помощь товарищу. Так Туманов поступал всякий раз, когда замечал, что боевые друзья находятся в тяжелом положении. Я не ошибусь, если скажу, что многие летчики полка обязаны ему своим спасением. Туманов обладал удивительным боевым зрением, увереннее, чем кто-либо из нас, ориентировался в обстановке. За время кубанских боев он ни разу не был атакован внезапно, и его самолет не получил ни одной пробоины.

В этот же день мне довелось участвовать еще в одном воздушном бою. Восьмерку истребителей вел заместитель командира полка майор Николаенков. Боевой порядок группы был эшелонирован по высоте: выше нас с Луговым находилась пара Федорова, ниже - пары Машенкина и Николаенкова. Это позволяло хорошо просматривать воздушное пространство, осуществлять тесное взаимодействие и при необходимости оказывать друг другу помощь.

Поддерживая связь по радио, мы ныряли между стайками кучевых облаков, посматривали по сторонам. В воздухе было спокойно. Станция наведения молчала. Но вдруг из-за лохматого облака выскочила пара "мессершмиттов". Фашисты заметили нас и заложили глубокий вираж. Мы с Луговым повторили их маневр, рассчитывая этим задержать врага, втянуть его в бой. Но фашисты и не думали уходить. На вираже самолеты настолько сблизились, что я увидел на фюзеляже ведущего "мессера" голубую стрелу, пронизывающую красный шар. А у ведомого на хвосте было изображено какое-то животное: не то козел, не то кенгуру. Фашисты любили разрисовывать свои самолеты всякой всячиной. Что греха таить, вначале нас немного нервировали эти рисунки, но потом мы перестали обращать на них внимание. Более тою, даже стали охотнее сбивать разрисованные самолеты.

Несколько минут мы виражили, наблюдая друг за другом и выбирая удобный момент для атаки. Вот ведущий "мессер" уменьшил скорость и начал приближаться ко мне. Я разгадал его намерение зайти в хвост моего самолета и устремился вверх. Луговой же почему-то замешкался, и на него сразу же нацелился ведущий фашист. Энергично развернувшись, я бросил свой самолет в пике, чтобы оказать помощь Луговому. И в этот момент прямо перед собой увидел ведомого фашиста. Дистанция была небольшой, и я с ходу дал по "мессершмитту" длинную очередь. Он вспыхнул, летчик сбросил фонарь и выпрыгнул с парашютом.

А тем временем ведущий вражеский истребитель догнал Лугового и стал поливать его пушечными очередями. Наш летчик не маневрировал и не пытался от него оторваться. Я подумал, что он ранен и с трудом управляет истребителем. Имея преимущество в высоте, я свалил самолет на левое крыло и с полупереворота дал по фашисту очередь. Мимо! Потом нырнул "мессеру" под брюхо и выскочил у него перед самым носом. Маневр удался. Фашист перестал преследовать Лугового и бросился за мной вверх. А мне только это и нужно было.

Видя, что "мессершмитт" догоняет меня, я перевел самолет в вираж. Возникла своеобразная обстановка. Мы ходили по кругу, постепенно уменьшая его диаметр. От перегрузки в глазах стояла красная пелена, самолет дрожал и готов был вот-вот свалиться в штопор. Я понимал, что такое напряжение долго не выдержать. Но что делать? Боеприпасы у меня кончились, а подставить спину фашисту и получить солидную очередь из подвесных пушек "мессершмитта" удовольствие не из приятных. Лихорадочно ищу выхода из тяжелого положения. И вдруг в наушниках торопливый голос Ивана Федорова: