Ведьмин клад - [8]

Настя кивнула.

– А остальные сестры где? Где матушка Василиса? – деликатно кашлянув, поинтересовалась Матрена.

– Сестра Агния в доме. Нездоровится ей в последнее время, совсем слабая стала, не ест ничего, – монахиня вздохнула, чуток помолчала, а потом сказала: – Да что это мы во дворе стоим? Вы, небось, устали с дороги? Так у меня и обед уже готов: щи и перловая каша.

– Да и мы не с пустыми руками, – улыбнулась сестра Матрена. – Настасья, помоги-ка мне гостинцы выгрузить. Вам тут кое-что матушка Анисия с оказией передала и кланяться велела. А еще керосину, как вы и просили, – она вытащила из-под сиденья пластиковую канистру.

– Ой, спаси вас Господь! – Монахиня перекрестилась. – Вот сестра Таисия-то обрадуется! Она теперь святые образа по ночам вышивает, говорит, что ночью на нее особая благодать нисходит. А я думаю, что это все от бессонницы.

Настя огляделась по сторонам в поисках линии электропередачи. Разговор о керосине породил в душе смутные подозрения.

– А электричества у вас нет? – спросила она, уже заранее зная ответ.

– Ой, милая моя, так отродясь не было. Да и кто ж сюда станет-то электричество тянуть? Керосином обходимся. А когда керосину нет, так по старинке, лучинкой.

Настя украдкой вздохнула. Значит, лучинкой по старинке, а керосин здесь, оказывается, последнее слово прогресса. Ох ты, Господи…

Вдруг спокойно лежавший до этого пес встрепенулся, радостно заскулил, завилял хвостом, загремел проржавевшей цепью.

– Что, Шарик, матушку Василису почуял? – монахиня ласково потрепала пса по загривку. – Значит, они с сестрой Таисией скоро будут, Шарик никогда не ошибается.

Не успела она договорить, как в ворота, одна за другой, вошли две монахини. Первая – с худым, строгим лицом, крючковатым носом и густыми бровями, поставила на землю плетеную корзинку, поморщилась, потерла поясницу и только потом заговорила:

– Сестра Матрена? А что раньше времени пожаловала? Да еще и девицу какую-то с собой привезла. – Голос у нее был неприятный, скрипучий, а от хмурого взгляда, которым она одарила Настю, по спине у той поползли мурашки.

Сестра Матрена вытянулась по струнке, как солдат на плацу, сказала с плохо скрываемым подобострастием:

– Бог в помощь, матушка Василиса, – она низко поклонилась, намного ниже, чем все предыдущие разы, незаметно дернула Настю за рукав, принуждая и ее поклониться. – А я по благословению матушки-настоятельницы. Продуктов вам привезла, керосину и вот… паломницу.

– Паломницу?! – Острый, недобрый взгляд снова впился в Настю.

– Вот и послание сопроводительное от матушки Анисии имеется, – сестра Матрена протянула противной старухе письмо.

Та нетерпеливым движением вскрыла конверт, принялась читать. Пока читала, Настя успела рассмотреть ее спутницу, полную, краснощекую монахиню, нетерпеливо обмахивающуюся пучком какой-то травы. Надо думать, что это сестра Таисия, любительница ночных бдений и вышивки. Вот она почти со всеми и познакомилась, осталась только сестра Агния, которая болеет и, по словам Митрофана Григорьевича, скоро отдаст богу душу…

– Значит, паломницей в наш скит? – матушка Василиса сердито смяла письмо. – А чего ж к нам? Может, лучше бы вон к коммунарам? Там таким, как ты, самое место.

– Матушка Василиса! – испуганно ахнула сестра Матрена.

– Я уже сколько лет матушка Василиса! И ни разу в это святое место не присылали такую, как она! – Крючковатый палец уперся Насте в грудь.

– Но матушка-настоятельница хотела…

– Я знаю, что хочет матушка-настоятельница! – старуха нетерпеливо отмахнулась от сестры Матрены.

– …И сказал Господь: «И грядущего ко мне не изжену вон». – Послышался вдруг слабый голос.

Все разом обернулись. На крыльце стояла болезненно худая монахиня с пергаментно-желтой кожей и огромными, в пол-лица глазами. Видно было, что стоять ей тяжело, чтобы не упасть, она придерживалась за дверь.

– Сестра Агния! – всплеснула руками толстуха и неожиданно резво для своей комплекции взобралась на крыльцо, чтобы поддержать монахиню под локоть.

– Сестра Агния, не вмешивайся! – Матушка Василиса сердито топнула ногой. – Это место не для таких…

– Не ты хозяйка этого места, а Он, – сестра Агния подняла глаза к небу.

– Да и лишние руки нам не помешают, – поддакнула молчавшая до этого сестра София. – Сенокос на носу, огород, опять же.

– Неразумные! – Старуха полоснула Настю недобрым взглядом и, не говоря больше ни слова, прошла в дом.

* * *

Вот так и началась новая жизнь паломницы Анастасии Родионовой. В скиту ее оставили большинством голосов, но против воли главной его насельницы. А матушка Василиса задалась целью жизнь эту, и без того нелегкую, превратить в ад.

Настя тактику старухи понимала. Она ведь всего лишь паломница, а не послушница, и даже не кандидатка в послушницы, силой ее в скиту никто удерживать не станет. Не понравилось? Работа тяжелая, молитвы бесконечные, подъем с первыми петухами? Так вон бог, а вон порог! Вернешься, когда в вере своей укрепишься и все мирское из себя вытравишь.

Все так: и тяжело с непривычки, и спать все время хочется, и на руках кровавые мозоли, и спина невыносимо ноет после дня, проведенного за прополкой огорода, и до сих пор втайне мечтается о горячей ванне, а не о торопливых омовениях в пронзительно холодном ручье, и чаю хочется настоящего, черного, а не из непонятных травок, которые собирает сестра София, и ночью хочется просто выспаться, а не вздрагивать от страдальческих стонов сестры Агнии и раскатистого храпа сестры Таисии. Все так, да вот только не на ту напали!