Ведьма Пачкуля, или Магия вредных привычек - [15]
Казалось, их корчам не будет конца.
Насмешки и колкие остроты в адрес Пачкули летели одна за другой. Нет, такого позора ей не пережить. Ей придется покинуть свою уютную хибарку и убраться подальше из этих мест туда, где ее никто не знает.
Между тем глаза Хьюго, который все еще сидел под шляпой, медленно наливались кровью.
— Хомяк! Ой, держите меня! — заливалась Вертихвостка, катаясь по земле и дрыгая ногами в воздухе.
— Где же он? Эй, Пачкуля, покажи нам своего хомячка! Пусть он нас напугает! — подначивала Мымра.
Помощники сидели поодаль и молча обменивались многозначительными взглядами. Они были не прочь посмеяться, но привыкли во всем брать пример с Одноглазого Дадли. Дадли, однако же, не смеялся. Дадли ухмылялся. Его единственный желтый глаз горел огнем, а изогнутый хвост угрожающе бил из стороны в сторону. Поигрывая желваками, он неспешно выступил вперед.
— Хомяк, говорите, — лениво протянул он. — Хомяк решил стать одним из нас? Кто же будет следующим? Кто, я спрашиваю. Зубная фея?
Помощники покатились со смеху, но стоило Дадли поднять лапу, как вокруг вновь воцарилась тишина.
— Не терпится на него взглянуть, — продолжал Дадли. — Кто он такой, чтобы с нами тягаться, и с чего вообще возомнил, будто эта работенка по плечу всякой худосочной мелюзге?
Тем временем Хьюго, покамест сокрытый от глаз окружающих Пачкулиной шляпой, в буквальном смысле рвал и метал в своей темнице. Как смеют они насмехаться над ним! Ну ничего, он до них доберется, и уж кому в первую очередь не поздоровится, так это их надменному зубоскалу! Обезумев от ярости, он всем телом бросился на тулью шляпы и принялся раздирать ее своими маленькими острыми зубками.
— Не стоило ему лезть не в свое дело, — злобно шипел Дадли. — Похоже, хомяк страдает манией величия, как вы считаете, парни, а? А не то сидел бы в клетке и развлекал детишек, как все домашние питомцы.
Договорить ему не пришлось, потому что как раз в этот момент из-под Пачкулиной шляпы раздался душераздирающий исступленный вопль. Все — и ведьмы и их помощники — невольно отступили на шаг и вытаращили глаза от изумления. Пачкуля же сдернула колпак и представила на всеобщее обозрение то, что находилось под ним и на первый взгляд напоминало всклокоченную кисточку для макияжа, запутавшуюся у ведьмы в волосах.
— Познакомьтесь, это Хьюго, — сказала она. — Он из Хамстердама. И он ненавидит, когда его называют домашним питомцем, Дадли. Запомни это.
В три прыжка Хьюго спустился вниз: с головы на плечо, с плеча на руку и оттуда на землю, очутившись прямо под носом у Дадли. Языки костра отражались в зрачках хомяка кроваво-красным светом. Усы топорщились во все стороны, верхняя губа вздернулась, обнажив ряд острых зубиков. Уши прижаты, спина дугой, шерсть дыбом. Это был кто угодно, только не милый домашний питомец. Даже Пачкуля при виде его невольно попятилась назад.
Бывалый вояка Дадли и не подумал сдвинуться с места. Он не спеша облизнулся и растянул губы в презрительной ухмылке.
— А ну пофторить еще раз, — проревел Хьюго, бешено вращая глазами. — Пофторить, тебе говорят, старый пыльный мешок! Ты сам-то снать, кто ты есть? Я тебе гофорить. Ты есть блошиный афтобус, фот кто! Я отсюда фидеть, как блохи толпами запрыгифать и упрыгифать с тебя.
Собравшиеся так и ахнули. В подобном тоне с Дадли еще никто не разговаривал.
— Так, так, — ухмыльнулся Дадли. — Бунт на корабле? Пришел поискать приключений на свой тощий зад, приятель? Решил потягаться с капитаном? Ну что ж, по всем правилам мне стоило бы преподать тебе хороший урок, но я, пожалуй, не стану. Я не настолько кровожаден, чтобы возиться с карапузами. Пусть лучше мамочка поставит тебя дома в угол и избавит меня от этой мороки. А потом снова примешься бегать в своем колесике. Ступай, братец, да поживее, пока я не передумал. Детишки, верно, соскучились по своему славному питомцу. — Закончив свою речь, Дадли повернулся к хомяку задом и собрался было удалиться, но…
— Мяяяяяаааааауууууууйййййяяяяяааааааа!
Вы, конечно, узнали этот крик, не правда ли?
Точно такой же леденящий душу вопль издала в свое время Пачкуля, когда ей в ухо вцепился Хьюго. Хотя, возможно, из ее уст он звучал чуточку иначе. Впрочем, не суть важно. На этот раз Хьюго избрал в качестве мишени хвост.
Застигнутый врасплох, Дадли в агонии метался из стороны в сторону, брыкаясь и ревя от боли, источник которой находился где-то позади него. Он изо всех сил бил хвостом, стараясь сбросить хомяка, но тот лишь вгрызался еще сильнее. Дадли скакал изо всех сил, вертел задом и выкрикивал столь страшные проклятия, что даже ведьмы разинули рты от удивления.
— Во дает, — с гордостью заметила Пачкуля, обращаясь к Шельме, которая стояла как вкопанная и с ужасом взирала на то, как хомяк отделывает ее любимца.
— Отцепись! Отцепись, говорят, мохнатый ты помпон с матросского берета! Клянусь, я утоплю тебя в ближайшей луже! Раскатаю в лепешку своей подзорной трубой! Надраю тобой вместо швабры палубу! Миииииааааууууууу!
Хьюго не отпускал.
— Угрозы здесь не сработают, — со знанием дела пояснила Пачкуля изумленной публике.
И была права. Они не сработали. Так же как не сработали катание вниз-вверх с горы, скачки вверх, прыжки с подкрутом и, наконец, призывы к собратьям прийти к нему на помощь. Никто из помощников не рискнул вмешаться. Хомячок поверг их в смятение. А он, между тем, не делал ровным счетом ничего — он продолжал висеть у Дадли на хвосте, словно банный лист, намазанный суперклеем, — так что в конце концов котище сдался.
