Ведьма - [53]

— А что там слышно с моим конем? — спросил он с видимым беспокойством.

— Старшина торгует его у Клементия. Идзи хутко, а то торг потеряешь.

Степан тоже недолго пробыл в костеле, потому что еще не продал своего бычка. Семен помолился только перед дверями костела и как можно скорей пошел в корчму, с деньгами, полученными за рожь и горох. Ни один из них не протолкался до середины костела, а тем более до главного алтаря, где исповедывалось множество людей, которые становились затем на колени перед алтарем в ожидании причастия.

За час до наступления сумерек базар начал пустеть, а у ворот обширной каменной корчмы собиралось все больше и больше саней и лошадей. Для людей, которые целый день молились и мерзли в костеле, мерзли, покупая и продавая на базаре, было почти необходимостью зайти на минутку в теплое помещение, погреться и утолить голод, прежде чем пуститься в обратный путь. Перед корчмой, ворота которой, чернея, словно пропасть, во всю ширину прорезали овальным отверстием постройку, на площади, твердой от мороза, устланной снегом, усеянной соломой и кое-где блестевшей оконцами замерзших луж, стояло множество саней и лошадей, головы и шеи которых целиком уходили в привязанные к ним торбы с кормом.

Помещение корчмы было здесь гораздо обширнее, чем в Сухой Долине. В местечке можно было рассчитывать на гораздо большее количество посетителей, чем в деревне; особенно в такие дни, как сегодня, их набиралось множество. В широком очаге горел большой огонь; входившие становились перед ним, грели озябшие руки, стучали ногами по полу, чтобы согреться, затем шли к столам, стоявшим вдоль стены, и снимали полотняные мешки, висевшие у них за плечами на шнурках. Такие мешки были почти у всех; в них находились съестные припасы, привезенные из дому на целый день. Количество и качество их зависело от степени зажиточности каждого из крестьян, кормивших у корчмы лошадей. Одни вынимали из своих мешочков только кусок черного хлеба, щепотку соли и твердый сыр; у других, кроме хлеба и соли, были еще сало, колбаса и сваренные вкрутую яйца. Были такие, которые для завтрака поудобнее рассаживались на скамейках, и такие, которые ели на ходу или стоя. Толпа увеличивалась, шум делался оглушительным, повсюду требовали водку, мед и пиво. Евреи разного возраста, все члены семьи шинкаря, беспрестанно сновали посреди толпы с жестяными полугарнцами, квартами, чарками, стаканами из зеленого стекла, глиняными мисками, наполненными солеными огурцами и селедками, которыми крестьяне закусывали водку. Здесь были жители многих деревень, но почти все одной волости; все они более или менее знали друг друга и вели разговоры о сегодняшнем базаре, о прибылях или убытках, о своих хозяйствах и семьях.

В глубине избы старшина, главное лицо в волости, уже немолодой крестьянин с длинной рыжей бородой и в черной бараньей шапке, надвинутой на лоб по самые глаза, угощал медом довольно многочисленную компанию. В этом угощении, кроме других крестьян, принимало участие несколько жителей Сухой Долины, и самое почетное место среди них занимал Петр Дзюрдзя, так как поводом к угощению была лошадь, проданная им старшине. Разговор шел о разных достоинствах этой лошади; он привел к оживленным рассуждениям о лошадях вообще и по временам переходил в ссору, однако старшина всегда прерывал ее, доливая в стакан мед из жестяного гарнца и с солидною приветливостью то и дело повторяя:

— Пейте, господа миряне, пейте! На здоровье вам! На счастье!

Выражение «господа миряне» он употреблял очень часто. Он чувствовал себя главой и начальником волости или схода и боялся упустить малейший случай напомнить об этом всем. Крестьяне подносили к губам зеленоватые стаканы и склоняли в знак благодарности головы.

Один Клементий не пил и не принимал до сих пор участия в разговоре. Будучи молодым, неженатым человеком, не имея собственного хозяйства, он явился сюда с отцом и только благодаря отцу имел некоторое значение. Присутствие старшины и собрание стариков, степенных хозяев, вызывали в нем робость и удерживали от самостоятельного участия в угощении. Он стоял позади отца и, высовывая из-за его спины свое голубоглазое и румяное лицо, смотрел с жадностью и робостью на полуштоф и стаканы. Хитрые, живые глаза старшины, повеселевшие от меда, встретились с его застенчивым взглядом.

— А-а-а-а! — удивленно засмеялся староста и указал пальцем на парня: — А-а-а-а! Господа миряне! Это паробок или девка?..

Он наклонял голову то в ту, то в другую сторону как бы для того, чтобы лучше видеть.

— Смотрю-смотрю и узнать не могу! Кажется, что парень, да спрятался за отцовскую спину, как девка, и очень уж стыдится… Ну, покажись, подойди к столу, а то я в самом деле подумаю, что из молодца ты девкой стал…

Эти остроты сопровождались дружным взрывом грубого смеха; Петр тоже засмеялся и подтолкнул сына к столу.

— Ну, иди, когда господин старшина зовет…

Клементий был не таким застенчивым, каким его считал старшина. Правда, он закрыл рот ладонью, но смотрел веселыми глазами прямо на волостного сановника. Тот налил полный стакан меду и подал его парню.