Ведьма и инквизитор - [81]

Шрифт
Интервал

Это подняло новую волну ропота, сменившуюся мертвой тишиной в ожидании ответа инквизитора, который в этот момент впервые начал выказывать явный интерес к исповеди Каталины.

— Это интересно, расскажи-ка мне об этом.

— Мы устроили аутодафе, как делает это святая инквизиция, и приговорили вас к сожжению. Вас, — она показала пальцем на Саласара, — этих двоих, — она перевела палец на Иньиго и Доминго, — и еще священника из Арискуна. Всех четверых! — гордо подытожила она.

Иньиго, переводивший речи Каталины на испанский, почувствовал, как у него мурашки побежали по спине, и он низко опустил голову, чтобы девушка не заметила, какое глубокое впечатление произвели на него ее слова. Что до Доминго, то он перестал писать и застыл, держа перо над столом, в результате чего на деревянной поверхности возникло чернильное пятно. Единственным человеком, который, казалось, совершенно не чувствовал себя задетым, был Саласар, продолжавший допытываться вроде как с полуулыбкой.

— Если вы нас сожгли, как ты объяснишь то, что мы сейчас находимся здесь? — задал он каверзный вопрос, и все присутствующие дружно уставились на девушку, чтобы посмотреть, как она будет из этого выпутываться.

— Ну, — запнулась Каталина, видя, что инквизитор старается перехватить инициативу и отобрать у нее главную роль, тогда как она только-только начала в нее входить, — мы хотели всего лишь вас попугать, не убивать совсем, и заколдовали ваши одежды, чтобы они не загорелись.

— Как это делается?

— Мы натерли ваши сутаны смесью квасцов и яичного белка, а потом выстирали в соленой воде. Как только ткань высыхает, ее можно положить рядом с костром, и она не загорится.

— Но мы должны были бы об этом помнить, или, может, вы прибегли к колдовству, чтобы стереть это из памяти?

И тут, так и не успев разъяснить, почему колдовские чары не затронули инквизитора, Каталина начала корчиться, закрывая лицо руками и всхлипывая, словно путник, напуганный внезапно настигшей его бурей. Закатывала глаза, гримасничала, показывая пальцами на потолок, отмахивалась, словно на нее налетел рой пчел, и всячески давала понять, что не может продолжать выступление, поскольку незримые демон и ведьмы явились сюда, чтобы помешать ей их изобличить.

— Не… Не… Не могу. Ах-р-р-р-х-х! — Она вцепилась себе руками в горло, как будто что-то мешало ей дышать. — Помогите, а не то они меня убьют!

Пришлось вывести ее из зала, потому что она стала кататься по полу, рвать на себе волосы и голосить, точно бесноватая. Все замерли, придя в ужас от спектакля, устроенного Каталиной, поэтому Саласар решил, что на сегодня достаточно, и отменил все остальные допросы. Впредь, дабы поберечь душевное здоровье публики, он не допустит ее присутствия на заседаниях суда инквизиции. Подобные извращения, выставленные напоказ, лишь смущают порядочных людей, давая им представление об ужасах, которые не приснятся даже в страшном сне. Так он и выразился об этом в своем diarium,[11] в котором во всех подробностях описывал поездку.

Все данные были упорядочены, рассортированы по именам, возрастам, дням, населенным пунктам, датам.

Ни одна перелетная птица, промелькнувшая здесь в эти дни, не осталась без внимания в записных книжках Саласара. Он подумал, что девицу Каталину с ее актерскими способностями следует описать в разделе, посвященном больным манией величия, которые всегда и во всем претендуют на главную роль. И поручил на всякий случай Иньиго навести справки об этой самой Каталине де Састреарена. Она его ни в чем не убедила, но заинтересовала, и ему захотелось узнать, кто были ее родители, с кем она жила, чем занималась и водила ли с кем дружбу. Бурное выступление этой девицы лишало его возможности даровать ей прощение: сплетники тут же обвинили бы его в малодушии. Нельзя допустить, чтобы слухи о столь ярком выступление дошли и до его коллег в Логроньо: не миновать тогда Каталине подземных застенков, посадят ее на хлеб и воду. Не мешает проверить, одержима ли эта несчастная самим дьяволом или же является жертвой безумия. Несколько дней назад он склонился бы в пользу второго объяснения, но слова Хуаны де Саури все еще вертелись у него в голове. Он не торопился с выводами.

Два часа спустя послушник Иньиго де Маэсту несся по коридорам по направлению к комнате Саласара, налетая на цветочные горшки и не успевая тормозить на поворотах. Он нетерпеливо постучал в дверь и влетел пулей, как только инквизитор позволил ему войти. Прижал руку к груди, а другой оперся на край стола, с трудом переводя дух.

— Я должен сообщить вам одну новость, сеньор, — сказал он, не успев отдышаться. — Нет, нет, — уточнил он, — я должен сообщить вам две новости!

— Признаюсь, я умираю от любопытства, — улыбнулся Саласар, — особенно видя тебя в этом состоянии, но мне бы не хотелось, чтобы меня считали извергом по отношению к моим помощникам, поэтому, — он взял его за локоть и подвел к стулу, — думаю, то, что ты должен мне рассказать, может подождать несколько минут, пока ты переведешь дух. Я налью тебе немного вина. Врачи говорят, что красное вино имеет свойство расширять кровеносные сосуды, способствуя току крови и… Ну и кроме того, оно творит чудеса, развязывая языки самым скрытным молчунам.


Рекомендуем почитать
Возвращение на Голгофу

История не терпит сослагательного наклонения, но удивительные и чуть ли не мистические совпадения в ней все же случаются. 17 августа 1914 года русская армия генерала Ренненкампфа перешла границу Восточной Пруссии, и в этом же месте, ровно через тридцать лет, 17 августа 1944 года Красная армия впервые вышла к границам Германии. Русские офицеры в 1914 году взошли на свою Голгофу, но тогда не случилось Воскресения — спасения Родины. И теперь они вновь возвращаются на Голгофу в прямом и метафизическом смысле.


Сионская любовь

«Сионская любовь» — это прежде всего книга о любви двух юных сердец: Амнона, принца и пастуха, и прекрасной Тамар. Действие происходит на историческом фоне древнего Иудейского царства в VII–VIII веках до н. э. — время вторжения ассирийских завоевателей в Иудею и эпоха борьбы с язычеством в еврейской среде. Сложный сюжет, романтика и героика, величие природы, столкновение добрых и злых сил, счастливая развязка — вот некоторые черты этого увлекательного романа.


Львовский пейзаж с близкого расстояния

В книге собраны написанные в последние годы повести, в которых прослеживаются судьбы героев в реалиях и исторических аспектах современной украинской жизни. Автор — врач-терапевт, доктор медицинских наук, более тридцати лет занимается литературой. В издательстве «Алетейя» опубликованы его романы «Братья», «Ампрант», «Ходили мы походами» и «Скверное дело».


Повесть об Афанасии Никитине

Пятьсот лет назад тверской купец Афанасий Никитин — первым русским путешественником — попал за три моря, в далекую Индию. Около четырех лет пробыл он там и о том, что видел и узнал, оставил записки. По ним и написана эта повесть.


Приговоренные ко тьме

Три года преступлений и бесчестья выпали на долю Италии на исходе IX века. По истечении этих лет рухнул в пропасть казавшийся незыблемым авторитет Римской церкви, устроившей суд над мертвецом и за три года сменившей сразу шесть своих верховных иерархов. К исходу этих лет в густой и заиленный сумрак неопределенности опустилась судьба всего Итальянского королевства. «Приговоренные ко тьме» — продолжение романа «Трупный синод» и вторая книга о периоде «порнократии» в истории католической церкви.


Под тремя коронами

Действия в романе происходят во времена противостояния Великого княжества Литовского и московского князя Ивана III. Автор, доктор исторических наук, профессор Петр Гаврилович Чигринов, живо и достоверно рисует картину смены власти и правителей, борьбу за земли между Москвой и Литвой и то, как это меняло жизнь людей в обоих княжествах. Король польский и великий князь литовский Казимир, его сыновья Александр и Сигизмунд, московский великий князь Иван III и другие исторические фигуры, их политические решения и действия на страницах книги становятся понятными, определенными образом жизни, мировоззрением героев и хитросплетениями человеческих судеб и взаимоотношений. Для тех, кто интересуется историческим прошлым.