Ведьма - [66]

— Одного не пойму, почему я такой спокойный, — пояснил он. — Всё, что я увидел за эти восемь дней, вообще в голове не укладывается. Мне начать расспрашивать, или ты расскажешь?

Саша вздохнула и положила свою ладонь поверх его.

— Это я. Может, я не очень красиво поступила, я помогла тебе пережить это спокойнее. Если хочешь, расскажу, что я сделала. Я не буду садиться и читать тебе лекции. Знаешь, как было со мной?

— Расскажи.

— Когда было нужно, мама, или бабушка, или учителя просто рассказывали. То, что нужно знать прямо сейчас. Так было легче.

— Хорошо, давай так, — согласился Николай. — Но я ведь всё равно буду спрашивать.

— Это правильно, — покивала Саша. — Знал бы ты, сколько я спрашивала! Мама мне никогда не грубила, но однажды я услышала от неё “можно попросить тебя минутку помолчать?” — Саша рассмеялась. — Наверное, это самое грубое, что я от неё слышала. Она единственный человек, который никогда на меня не злился.

— Если совсем честно, я боюсь её до дрожи, — поёжился Николай. — Как минимум, боялся. Так что это было — магия? Или как это называется?

Саша вздохнула.

— Это Искусство. Так правильно. Есть два вида, Искусство и Ремесло, — выделила она интонацией оба слова. — Для второго нужны инструменты, машины, ещё какие-нибудь вещи, всё такое. Для Искусства нужны только знание и воля.

— То, что ты мне показала — когда я встал на колено — это Искусство?

— Верно. Самая крошечка, её почти все могут. Оно и вправду может напугать… Снова твой телефон звонит!

Она права — телефон требовал внимания, и немедленно. Всё оказалось просто — системщик, Евгений, просил проверить, как они настроили ограничение доступа. Без проблем — Николай сел за компьютер, “задал жару” средствам защиты нового офиса и с удовлетворением заметил, что защита устояла.

— Всё отлично, Евгений, — доложил Николай. — Вы с Евгенией молодцы. Пожалуйста, не забывайте документировать все подробности.

— Сделаем, Николай Петрович! Удачного вам дня! — Отбой.

— Им нравится радовать тебя, заметил? — заметила Саша. — Не льстить или хвалить, а просто показывать хорошую работу.

— Скажи сразу — твоих рук дело?

Саша рассмеялась и посерьёзнела.

— Чуть-чуть. Я просто передала им немного смелости и уверенности в себе. Остальное они сами. Всё, пора на процедуры!

Саша прогулялась к окну, задёрнула внутренние, полупрозрачные шторы и жестом пригласила Николая сесть на диван. Улыбнулась, и села ему на колени, лицом к лицу. Николай протянул было к ней руки, но Саша поймала их и мягко, но твёрдо вернула его ладони на диван.

— Сегодня нельзя, — пояснила она. Николай кивнул: — Понимаю.

— Вряд ли. — Саша оставалась серьёзной. — Месячные мне не мешают, а голова у меня не болит. — Она не выдержала, рассмеялась, но почти сразу же посерьёзнела вновь. — Просто тебе нужно другое лечение. Как только я скажу, закрой глаза и медленно считай до десяти. Можно про себя. — Саша приложила ладонь к его лбу. — Постарайся вспомнить что-нибудь очень хорошее, что-нибудь из детства. Считай!

…Николай отчётливо помнил только то, что досчитал до восьми — показалось, что накатила и прошла сонливость. Он выпрямился — всё вокруг то же, что было десять секунд назад — но где Саша?

* * *

— Саша? — позвал Николай. Никого. Словно её и не было — не слышны шаги, ничего. Николай встал, ощущая бодрость и энергию в каждой клеточке тела, с наслаждением потянулся… и опомнился. Что с ним? Где Саша?

Он вышел в гостиную и замер на пороге.

Не та гостиная. Память не сразу пояснила, что именно вокруг. А вокруг — стены той гостиной, в которой он получил свой самый интересный подарок. В тот год, когда в последний раз верил, искренне и всем сердцем, что все новогодние подарки идут именно от Деда Мороза.

И вон она, та самая новогодняя ёлка, вся в игрушках и со включенной гирляндой огоньков, и коробки под ней. Вон та, самая нарядная. Николай рассмеялся и подбежал к праздничному дереву. Не сразу понял, что не так.

Понял, когда взял коробку — увидел свои руки. Это не руки взрослого человека — руки ребёнка. Николай оглянулся — в слабом, но явном отражении в стеклянных дверцах книжного шкафа он увидел себя-тогдашнего. Очень мило. Сейчас ему снова восемь лет?

Но при этом мыслит он как тот самый Николай, который не так давно сидел на диване, с Сашей, и…

Николай осторожно открыл ту самую коробку — ну да, она, зрительная труба — наблюдать за небесными телами. Недолог был её век, меньше двух лет — потом, во время одного из походов с отцом, утопил её в болоте — но запомнил эту трубу на всю жизнь. Дед, помнится, сшил для неё чехол с ремнём — вот он, здесь же, в коробке. Николай улыбнулся, бережно взял трубу — пальцы тут же вспомнили ощущения от её поверхности, рифлёную поверхность той ручки, которой настраивается резкость, сизый блик линзы объектива. И запахи — кожаный чехол, сталь, всё остальное — всё вернулось.

— Коля?!

Показалось, что зовут с кухни. Николай положил трубу в чехол, а чехол повесил через плечо, уже привычным движением. И побежал на кухню. Уже и забыл, как приятно было носиться по дому (пока взрослые не видят).

Он подбежал к окну на кухне (это другая кухня — тоже из прошлого). Во дворе, на расчищенном от снега пространстве, стояла ещё одна ёлка — высокая, макушка поднялась до четвёртого этажа — и там, снизу, ему махали. Николай тотчас узнал обоих своих закадычных друзей, Алексея — Лёшку — и Сергея, с которыми они и учились вместе, и часами играли во дворе и поблизости. Туда, на улицу!