Вечный слушатель - [124]

Впадаю в безысходную хандру

И на нее же низвергаю гнев.

Так путнику не выйти из песка,

Из ласковых, предательских зыбей:

Вотще за воздух держится рука,

Она слаба, а мысль еще слабей.

Иной судьбы не знаю искони:

Средь мертвых дел за днями длятся дни.

11. «Людские души — те же корабли…»

Людские души — те же корабли,

Скользящие по вспененным волнам.

Мы тем верней доходим до земли,

Чем больше тягот выпадает нам.

И если шторм в безумье одичал —

Грохочет сердце, наполняя грудь.

Чем с каждым часом далее отчал,

Тем ближе порт, куда нацелен путь.

Мы пожинаем знание с лихвой,

Там, где лишь смерть маячила сперва.

Нам ведомо — за бездной штормовой

Встает небес далеких синева.

Черед за малым: чтоб от слов людских

Меняли путь громады волн морских.

14. «Родясь в ночи, до утра гибнем мы…»

Родясь в ночи, до утра гибнем мы,

Один лишь мрак успев познать вполне.

Откуда же у нас, питомцев тьмы,

Берется мысль о лучезарном дне?

Да, это звезд слепые огоньки

Наводят нас на чуть заметный след,

Сквозь маску ночи смотрят их зрачки,

Сказать не в силах, что такое свет.

Зачем такую крохотную весть

Во искушенье небо нам дало?

Зачем всегда должны мы предпочесть

Большому небу — то, что так мало?

Длиннеет ночь, рассудок наш дразня,

И в темноте смутнеет образ дня.

22. «Моя душа — еги́птян череда…»

Моя душа — еги́птян череда,

Блюдущая неведомый устав.

Кто сделал эту роспись и когда,

Сработал склеп, поставил кенотаф[21]?

Но что б ни значил этот ритуал,

Он, несомненно, вдвое старше тех,

Кто на Земле близ Господа стоял,

Кто в знанье видел величайший грех.

Я действо древнее хочу порой

Постичь сквозь вековую немоту —

Но вижу лишь людей застывший строй

И смысла ни на миг не обрету.

И память столь же бесполезна мне,

Как лицезренье фрески на стене.

28. «Шипит волна, в пути меняя цвет…»

Шипит волна, в пути меняя цвет,

Чтоб пеной стать и на песке осесть.

Не может быть, чтоб это не был бред,

Но где-то есть же то, что все же есть!

Лазурь — и в глубине и в вышине, —

Которую в душе боготворим, —

Лишь странный образ, явленный извне:

Он невозможен, потому что зрим.

Хоть жаль почесть реальностью пустой

Весь этот яркий, грубо-вещный сон,

Я пью мечту — магический настой:

Пусть к истине меня приблизит он.

И отметаю, горечь затая,

Всеобщий сон людского бытия.

31. «Я старше времени во много раз…»

Я старше времени во много раз,

Взрослей во много раз, чем мир земной.

Я позабыл о родине сейчас,

Но родина по-прежнему со мной.

Как часто посреди земных забот

И суеты — случайно, на бегу

Передо мною образ предстает

Страны, которой вспомнить не могу.

Мечты ребячьей свет и тяжкий груз,

Его не отмету, покуда жив:

Все обретает струй летейских вкус,

И целый мир становится фальшив.

Надежды нет, меня объемлет мрак —

Но что, как не надежда, мой маяк?

Последнее колдовство

«Истаяло магическое слово,

Развеяно могущество Богини.

Молитва снова прочтена и снова,

Чтоб кануть в пропасть ветреного гула.

Ответа нет ни в небе, ни в пучине,

Ко мне лишь ветер прилетает ныне.

В завороженном мире все устало.

Скудеют мощью древние заклятья,

А ведь когда-то чарой, наговором

Умела без усилья разбивать я

Природной формы косные оковы, —

Я видела немало фей, которым

Повелевала голосом и взором,

И лес в восторге обновлял покровы.

Мой жезл, склонявший столько сил природы,

Был преисполнен истиною вящей,

Неведомою в нынешние годы, —

Я круг черчу, его бессилье зная, —

Мне только ветра слышен стон щемящий,

И вот луна восходит вновь над чащей —

Но для меня враждебна глушь лесная.

Я не владею приворотным даром,

А некогда бывала чудной свитой

Окружена, доверясь тайным чарам;

Ко мне рукам уже не влечься юным;

Не служит солнце больше мне защитой,

Навек угасла власть волшбы забытой,

Свершавшейся в лесах при свете лунном.

Таинственным скипетродержцам ада,

Что спят в безблагодатности великой,

Теперь покорствовать уже не надо

Моим приказам грозным — как доселе.

Мой гимн оставлен звездною музыкой,

Мой звездный гнев стал только злобой дикой,

И бога нет в моем спокойном теле.

Таинственные духи темной бездны,

Любови алча, прежде ждали зова,

Но все мои заклятья бесполезны —

Стал каждый ныне лишь безмолвной тенью, —

Рабов презренных таинства ночного

Теперь, незваных, созерцаю снова

И к гибели готовлюсь, к искупленью.

Ты, солнце, мне лучей дарило злато,

Твоей, луна, я знала пламя страсти, —

Лишаюсь я столь щедро мне когда-то

Распределенной вами благостыни:

Мертвеет мощь моей волшебной власти,

Лишь телу бытие дано отныне!

Но да не тщетной быть моей надежде:

Да обращусь я в статую живую!

Умрет лишь та, что днесь — не та, что прежде, —

Последнему да совершиться чуду!

Избыв любовь и муку вековую,

Я в гибели такой восторжествую:

Не будучи ничем, я все же буду!»

Эрот и Психея

…Итак, ты видишь, брат мой, что истины, данные тебе в степени Новопосвященного и данные тебе в степени Младшего Ученика суть, хотя противоречивы, все та же истина.

Из ритуала при облачении степенью Мастера Входа в Ордене Храмовников в Португалии

В некой сказочной стране,

В древнем замке, в дивой чаще

Спит принцесса, — в тишине

Принца ждет в волшебном сне:

Только он поможет спящей.

Силы исчерпав почти,

Он войдет в глубины леса,

Чтоб, добро и зло в пути

Одолев, тропу найти

В тот чертог, где спит принцесса.

Сон принцессы — долгий плен,