Вечный пасьянс - [4]

Пусть не враги сновали у котлов, все равно Эрзаму возня не нравилась Он был честным бойцом и обычно подлых приемов в ход не пускал, хотя знал их превеликое множество, как подобает профессионалу. В суете же возле огневища было что-то подлое. Если бы cm спросили, что именно, он затруднился бы ответить Гонэгг это чувствовал. Просто чувствовал и все. В его мире интуиция часто заменяла знание.

Лихорадочно напялив на себя куртку, штаны и сапоги, Эрзам сорвал с шеста перевязь и, на ходу захлестывая ее вокруг пояса, выбежал из палатки.

…У огневища несколько человек из свиты складывали погребальный костер. То, что погребальный, а не праздничный, сигнальный или ритуальный, сомнений не было, видал он всякие. А если учесть, что отец Эрзама был главным костровым еще у отца нынешнего князя, а после несколько сезонов служил при князе-сыне, следовало признать, что прошедшей ночью кто-то из знати ушел в Страну Вечной Осени, ибо вчера во время свары все высокородные были живы-здоровы. Настораживало то, что дрова для костра таскали сплошь люди свиты. Простолюдинов между ними не было. Это могло означать лишь одно.

— Неужели в Страну Вечной Осени ушел князь?! — схватил боец за рукав одного из приближенных.

— Отстань! — буркнул человек князя, вырвал рукав и пошел за новой вязанкой.

— Эй, кто-нибудь! — крикнул Эрзам. — Скажите про князя!

— Ну, чего тебе? — раздался знакомый голос из княжеской палатки, Поддерживающая Вертикаль которой, в отличие от прочих, была увенчана разноцветным петушиным хвостом.

— Ты жив, князь! Это огромная радость для меня, твоего бойца! — снова закричал Эрзам во весь голос. Он на самом деле был безмерно рад что князь не умер, что князь в добром здравии, что князь по-прежнему намерен вести свое войско навстречу блистательным победам над коварными правителями Ураза и Личона. — Но если ты жив, кто же из твоих близких или друзей отошел в Страну Вечной Осени? Неужели так и не нареченный фальшь-муж моей сестры Шензи?

— Ты слишком смел стал в речах, Эрзам из рода Гонэггов. Это может кончиться для тебя плохо… — Князь вышел на свет. Серебряная маска поднята на лоб — некому было в такую рань осквернить дурным взглядом его круглое конопатое лицо с кукольным носиком. Сглазу князь боялся пуще всех иных опасностей. Сквозь распахнутые полы лодоррского халата выглядывало волосатое брюхо с молочного цвета шрамом через пуп — свидетелем неудачного покушения в младенчестве, когда мятежные кузены вспороли животы многим своим родственникам, но князю повезло — пережил всех, включая и кузенов. Князь зевнул, смачно сплюнул под ноги, и лениво процедил: «Пшел вон, холоп!»

Эрзам из рода Гонэггов преклонялся перед полководческим гением князя, он служил князю, он любил князя, насколько можно любить сюзерена, но рука сама собой взялась за рукоять стального помощника в делах праведных. С детства Эрзама воспитывали в умении постоять за свою честь. Род Гонэггов был хоть и не из высокородных, но в обиду себя давать не приучен: пусть младший, но из равных.

Выдернуть меч из ножен не позволили. Слева придержали кисть, сзади вцепились в кожаный воротник, сдавили — глаза из орбит чуть не выскочили. Потом саданули чем-то острым под коленями. Запахло кровью. Толкнули в спину, заставив бухнуться на четвереньки перед князем, который даже сообразить не успел, что еще немного и он отправился бы на погребальный костер…

Вперед, поближе к князю, выдвинулся тот, кто ухватил за ворот. Князь полюбопытствовал:

— Шталиш, чего хотел этот поганый пожиратель колючек?

Бывший партнер по игре в таррок, а ныне ненавистный враг, поклонился и густым басом молвил:

— Хотел вашу светлость лишить возможности любоваться миром, который создан под Золотой Дугой для вашей светлости!

Эрзам подумал, что никогда не смог бы дважды в одной фразе ввернуть титул «ваша светлость». Бойцам платили за твердую руку, а не за хорошо подвешенный язык. И еще он подумал, что дело плохо. Он слышал запрещенную «Песнь о Железной Башне», но не слишком верил. Теперь приходилось признать, что хельм действительно возможен, и на этот раз он выбрал Эрзама из рода Гонэггов. Разве не Мысленный Вихрь дернул его за язык, когда у князя головная боль с похмелья или встал не с той ноги? А тут он, Эрзам, подвернулся с дурацкими расспросами, кто да что? Молчал бы в тряпицу, не елозил бы сейчас коленями по пеплу…

— Смерти меня предать хотел, так или нет?

— Верно, верно! — поддакнул второй клеврет.

— Но мы всегда начеку, ваша светлость! — проникновенно сказал Шталиш. «Проигрыша куртки простить не может!» — подумал Эрзам.

— Чего заслужил холоп, поднявший руку на своего господина? — поинтересовался князь, будто не зная, каков должен быть ответ.

— Смерти! Смерти! Смерти!

Эрзам поежился: одно дело — принять смерть в честном бою, и совсем другое — позорная казнь на глазах дружины, и то, что дело идет к казни, было очевидно для всех собравшихся на огневище в такую рань. И тут, слава Небесному Костру, Эрзам почувствовал, что хельм его не оставил в беде. Бесплотный голос подсказал, что нужно делать бойцу в данный момент. Что случится потом, Эрзама не волновало — по роду своей службы он никогда не загадывал вперед далее двух-трех ударов мечом.