Вечный пасьянс - [6]

Вчера, к примеру, Керли завершил монументальное полотно для «Бакалеи Почетного гражданина города и всей Империи Ганали Стеффо», и по данному поводу смог закатить невиданный по военным временам пир: пирог с медвежатиной, паштет из красноперки, восемь сортов черноовощья и три пузатеньких графина с бодрящей жидкостью! Эх, вспомнить и то приятно! Жаль только, гады в мундирах сладкий сон в объятиях жаркой Самжи помешали досмотреть! Но ничего, надеюсь, все выяснится… Перед Правом Правомочных невиновен, идите с миром восвояси, аминь!

Сопровождающие остановились перед массивной дверной панелью, обитой траурным бархатом. Керли опомниться не успел, как его встряхнули, больно ухватили за плечи, распахнули дверь и втолкнули внутрь.

Так и не очнувшийся до конца от ночных грез, он не сразу заметил в глубине помещения, озаренного мерцающим светом одинокой свечи, небольшого человечка, что-то выписывающего на листе бумаги, помещенной в центре громадного полированного стола. Чтобы дотянуться, человечку пришлось лечь животом на столешницу. Он отсвечивал лысиной, которой осталось доесть совсем чахлые островки растительности на полированном же черепе, и выглядел этаким добреньким гномом из детских сказок, но Керли вспомнил, как орал сосед, бедняга Глеш, когда его забирали в Ассамблею. Глеш, который скорее по недомыслию, чем по злому намерению, усомнился в необходимости продолжения военных действий на юге страны, о чем круглосуточно вещала сладкоголосая пропагандистская машина Императорского Генштаба… Нет, добреньким гномам дорога в Ассамблею заказана!

— Подожди, мой хороший, минутку! — ласково проворковал человечек, не отрываясь от писанины.

Керли помялся, не зная, чем заняться. Пальцы правой ноги горели. «Присесть, что ли?» Благо, вон сколько стульев у стены.

— Стоять! — негромко высказал пожелание человечек, словно видел лысиной, и по интонации стало понятно, что надлежит стоять.

Минута бежала за минутой, а хозяин кабинета продолжал выписывать буковку за буковкой, сопровождая каждую выразительной мимикой, словно проговаривал ее про себя. Это было смешно, и Керли хрюкнул.

— Тебе весело, мой хороший? — ласково спросил человечек, не поднимая головы.

— Прошу простить, э…

— Называй меня просто Генералом, — подсказал Генерал Права — третье, а может быть, и второе лицо в государстве.

— Виноват! — вытянулся во фрунт Керли Ванг, статс-рядовой имперского батальона Академии Художеств в отставке. Полтора месяца тыловой жизни не успели вытравить двухгодичную армейскую закваску.

— Ты не виноват, — сказал Генерал и вышел из-за стола. Потом добавил со значением: — Пока не виноват!

Росту он был вообще никакого, но Керли Вангу так уже не казалось — чин искажал перспективу.

Генерал приблизился к художнику и, заложив руки за спину, придирчиво осмотрел кандидата в пушечное мясо. Во всяком случае, Керли затылком почувствовал приближающийся запах передовой. Что значит для Ассамблеи Права какая-то бумажка, подписанная полковым лекарем? В этот момент Керли был готов на все, даже признать свои заблуждения относительно школы цветовых пятен, которую Правомочные всеми правдами и неправдами пытались насадить повсеместно, и к которой настоящие живописцы, а Керли, естественно, относил себя к таковым, питали вполне объяснимое отвращение.

— В это тяжелое время у Империи много забот, и ты мог бы ей помочь.

— Каким образом? — запинаясь, спросил Ванг. «Нет, забреют, как пить дать забреют!»

— Тебе, мой хороший, покажется странным, что я сейчас скажу, но ты мне поверь! Если поверишь, это будет лучше для всех, а для тебя в особенности. Только ты — маленький винтик в военной машине Империи, ты один способен выручить отечество в данный исторический отрезок времени!

Туповатая улыбка заиграла на узком лице художника. У него с детства выработалась подобная мимикрия, очень способствующая выживанию. Еще с тех времен, когда он начал служить мальчиком для растирания красок у великого Ордана Тонанго, прославленного создателя патриотических портретов, Керли автоматически вызывал подобную улыбку, когда не желал, чтобы те, кому она предназначалась, догадались о его истинных мыслях. Впоследствии улыбка часто выручала его на заседаниях коллегии пишущих маслом, а также, уже в военное время, при неожиданных налетах генштабовских инспекций для проверки в траншеях полного профиля наличия присутствия списочного состава частей первого эшелона.

— Я вижу, — довольным тоном отозвался Генерал Права на нехитрую уловку Керли, — ты — настоящий патриот! Конечно, на такое важное задание, которое предстоит тебе выполнить, следовало отправить не рядового, а, скажем, майора, или, на худой конец, капитана из настоящих проверенных Правомочных, но вот беда, как выявилось при последних медицинских исследованиях, у истинных ревнителей Права нет ни капли фантазии! Они не способны перевоплотиться в кого-нибудь, отличного от Правомочного! А там, куда я намерен тебя отправить, придется и перевоплощаться, и фантазировать, и еще много чего придется! Да…

— Извините, Генерал, но смогу ли я…

— Должен! — отрезал Генерал. Глаза его заблестели. — Судьба Империи зависит от этого!