Вечный бой - [8]
Откуда-то издалека доносился унылый крик муэдзина. Невидное за домами, лениво шумело море.
Госпиталь в Пера был переполнен. Больные заполняли даже коридоры и подсобные помещения. Люди лежали вповалку прямо на каменных плитах полов, прикрытые жалким тряпьем со следами высохшей* крови и гноя. Стоны мешались с причитаниями и бредом. Похожие на зловещие привидения, по госпиталю бродили молчаливые санитары в просмоленных балахонах. Во дворе госпиталя под деревянными навесами громоздились трупы, сложенные штабелями. В крытых арбах их вывозили далеко за город и сжигали.
— Доктор Розенфельд, — сказал пожилой грек-врач, дважды прочитав письмо нунция, — ваше решение — безумие. Но я не могу ослушаться его преосвященство и сделаю для вас все возможное.
— Я прошу у вас немногого, — улыбаясь ответил Розенфельд. — Я прошу вас поместить меня в палату с самыми безнадежными больными и поручить мне уход за ними, чтобы не подвергать лишнему риску персонал госпиталя.
— В одиннадцатой палате час тому назад умер шкипер фелюги. Его койка пока не занята. Из этой палаты, коллега, еще никто не вышел живым.
Розенфельд беспечно рассмеялся:
— Я буду первым!
— Воля ваша, — почти шепотом отозвался грек и склонил седую голову. — Напишите завещание и письма своим друзьям и близким.
— Завещание не понадобится. Я не намерен умирать в вашем госпитале, а что касается писем — они уже отправлены.
Госпитальный священник, отец Александр, перекрестил Розенфельда и повесил на его грудь серебряную ладанку.
10 декабря 1816 года Розенфельд заперся в палате с двадцатью чумными больными и, раздевшись, лег на койку шкипера, еще хранящую тепло своего прежнего хозяина.
В одиннадцатой палате почти ежедневно кто-то умирал, и смерть не касалась только Розенфельда. Он оставался здоровым и бодрым, как прежде.
27 декабря врач решил усложнить свой опыт и натер кожу рук и бедер гноем, взятым из нарывов агонизирующего больного, умершего к вечеру того же дня.
Прошло больше месяца с начала эксперимента. Шестинедельный срок истекал. Через несколько дней Розенфельд должен был покинуть греческий госпиталь в Пера и отправиться домой. Он уже написал письмо ректору Венского медицинского университета герру Шмидту о своем скором возвращении в Австрию. Он выходил победителем из ужасной игры, затеянной им самим, когда разразилась беда. Утром 20 января он заметил у себя покраснение кожи в паховых областях, к вечеру образовались нарывы и начался озноб. Это была чума...
Умер Розенфельд на другой день, 21 января 1817 года. Игра со смертью, которую врач вел почти десять лет, была проиграна...
В настоящее время установлено, что между заражением и вспышкой чумы проходит всего лишь два-три дня и крайне редко — неделя, и поэтому ясно, что ни длительное пребывание среди чумных больных, ни даже втирание гноя не принесли вреда Розенфельду. В течение пяти недель пребывания в госпитале чума оставляла его в покое, и дело тут, конечно же, не в предохранительной силе порошка муэдзина, а в чем-то другом, до сих пор неизвестном науке, или просто в счастливой случайности, так долго сопутствовавшей смелому врачу.
Досье убийцы
Хмурым зимним утром 1894 года французский пароход «Гобсек» бросил якорь на внешнем рейде Гонконга. Рваные клочья тумана, клубящиеся над морем, и серая пелена дождя скрывали близкий берег. Невидные в тумане, лениво перекликались чайки.
Единственный пассажир «Гобсека» доктор Йерсен сидел в своей каюте и, прислушиваясь к шелесту дождя за переборкой, неторопливо обдумывая каждую фразу, писал письмо в Париж своему учителю, профессору Пастеру. Он знал, что это письмо может оказаться его последним письмом на родину, и поэтому был спокоен и сосредоточен, как никогда.
Время уже перевалило за полдень, когда в каюту заглянул вахтенный офицер.
— Месье Йерсен, к судну подходит сампан. Очевидно, за вами.
— Что же, — ответил Йерсен, поднимаясь из-за стола, — я готов.
Он улыбнулся вахтенному офицеру, стоящему в дверях, и протянул конверт.
— У меня к вам одна просьба, месье Лоран: бросьте, пожалуйста, это письмо в почтовый ящик, как только вам удастся сойти на берег.
Офицер спрятал письмо в карман тужурки, склонил голову.
— Не беспокойтесь, месье. Ваше письмо я отправлю из Сайгона, куда «Гобсек» должен зайти на бункеровку, и через месяц-другой оно будет во Франции.
— Спасибо, месье Лоран.
Матрос молча вынес чемоданы из каюты. Йерсен вышел на главную палубу и по штормтрапу спустился в сампан, раскачивающийся на волне.
— Вы доктор Йерсен? — спросил его молодой индус в клеенчатом плаще. — Я ваш помощник.
Йерсен пожал влажную от дождя руку индуса.
— Меня зовут Сакхей, — представился тот. — Студент медицинского факультета Эдинбургского университета. Специализируюсь в микробиологии.
— Отлично, молодой человек!
— Месье Йерсен, мы ждали вашего приезда еще месяца полтора тому назад.
Йерсен улыбнулся:
— Не подворачивалось оказии, коллега. Но надеюсь, я не опоздал? И работа в Гонконге мне найдется, не так ли?
— Да, сэр, — серьезно ответил Сакхей, гася на лице улыбку. — Боюсь, ее окажется слишком много. Эпидемия нарастает. Весь остров охвачен чумой.
Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.
За многие десятилетия жизни автору довелось пережить немало интересных событий, общаться с большим количеством людей, от рабочих до министров, побывать на промышленных предприятиях и организациях во всех уголках СССР, от Калининграда до Камчатки, от Мурманска до Еревана и Алма-Аты, работать во всех возможных должностях: от лаборанта до профессора и заведующего кафедрами, заместителя директора ЦНИИ по научной работе, главного инженера, научного руководителя Совета экономического и социального развития Московского района г.