Вечный бой - [10]
В специальных банках темного стекла с притертыми пробками, запираемых на ночь в стальной сейф, хранились кусочки внутренних органов людей, погибших от чумы, содержимое лимфатических желез, мокрота, кровь... Материал для исследования в бак-лабораторию доставлялся ежедневно. Его привозил молчаливый солдат-санитар в крытой госпитальной повозке с красными крестами по бокам.
Микробиологи искали убийцу. На их столах горели спиртовки, покачивая язычками пламени, вогнутые зеркальца микроскопов отбрасывали на стены хрупкие солнечные зайчики.
Убийца был неуловим.
А может, и не было его вовсе? Но откуда же тогда брались эпидемии, уносящие миллионы человеческих жизней?
На специальных питательных средах, помещенных в термостаты, Йерсен и Сакхей выращивали разнообразнейшие микробные культуры, выделенные из содержимого темных банок, но все это были хорошо известные ученым бактерии, не имеющие никакого отношения к чуме.
«Искать! — настойчиво твердил себе Йерсен. — Искать!»
Однажды в одной из пробирок, вынутых из термостата, он заметил белые хлопья, липнущие к стенкам. Такой рост микробной культуры был ему незнаком.
— Сакхей, — позвал он, разглядывая пробирку на свет. — Что это, по-вашему?
Сакхей осторожно перенял из его рук пробирку, подошел к окну.
С плавающих в пробирке хлопьев свисали тонкие нити, тянущиеся ко дну, подобно хрупким сталактитам.
— Не знаю, месье. Ни здесь, в Гонконге, ни в университетской лаборатории ничего подобного, кажется, я не видел. Что это за культура, месье?
Йерсен сглотнул комок, подступивший к горлу.
— Боюсь, не смогу вам ответить. — Голос его дрогнул, — Неужели это чума?!
Он откинулся на спинку стула, скрестил на груди руки в длинных резиновых перчатках.
— В лаборатории профессора Пастера, где я проработал немало лет, с подобным ростом микробной культуры я не встречался.
Чиркнув спичкой, Сакхей запалил фитиль спиртовки. Йерсен обжег в пламени платиновую петлю, погрузил ее в пробирку и перенес крохотное количество белых хлопьев на предметное стекло. В «висячей капле» — так назывался этот метод микроскопирования — он увидел множество палочек, утолщенных в середине и отдаленно напоминающих крохотные бочонки.
— Длина палочек, — сообщил он Сакхею, не отрываясь от микроскопа, — полтора-два микрона. Их конфигурация несколько необычна. Судя по всему, коллега, мы с вами столкнулись с новым видом микробной культуры, еще неизвестной науке.
Он встал из-за стола, шагнул к окну,
— Но чума ли это?
Сакхей, занявший его место за столом, медленно вращал винт настройки микроскопа.
— Помимо неизвестных палочек, утолщенных в середине, вижу множество стафилококков- и стрептококков.
Йерсен кивнул:
— Да, культура нечистая. И нам еще предстоит выделить из нее новый микроб. Давайте, попробуем окрасить мазки, — предложил он.
В мазках, окрашенных специальной краской, они обратили внимание на биполярность неизвестного микроба: ярко окрасились только концы, средняя же часть оставалась блеклой.
— Я, очевидно, могу вас поздравить, доктор Йерсен, с открытием нового микроба, — устало проговорил Сакхей, когда они перелили культуру из пробирки на агар-агар в чашках Петри и поместили их в термостат. Термостат поддерживал постоянную температуру, равную температуре человеческого тела.
— Если открытая нами сегодня палочка, — вслух рассуждал Йерсен, расхаживая по комнате, — имеет отношение к чуме, то через сутки на питательной среде она должна дать бурный рост. Чума, как известно, в человеческом организме развивается стремительно... Нам остается только ждать.
Солнце за окном быстро опускалось в море. Над мангровыми зарослями поднимались сумерки. Тронутые ветром, осторожно шелестели побеги бамбука. Начинали свою трескотню цикады. Заканчивался сотый день работы Йерсена в Гонконге.
Сакхей засветил керосиновую лампу на стене. Тихо скрипнули половицы под подошвами его прорезиненных бахил.
— А если открытая нами сегодня палочка не имеет никакого отношения к чуме? — осторожно спросил он.
Йерсен усмехнулся:
— Мы никогда этого не сможем узнать без экспериментов на животных. Будем работать с белыми мышами и морскими свинками. Пока наша задача — выделить чистую культуру неизвестного микроба.
Первую серию чашек Петри, засеянных неизвестной палочкой, они вынули из термостата ровно через сутки. На мясо-пептонном агаре под малым увеличением микроскопа Йерсен увидел плоские полупрозрачные серовато-белые колонии с неровными краями. Во всех десяти посевах микробные колонии чем-то напоминали смятые кружевные платочки, и ни Йерсеи, ни Сакхей уже не сомневались, что им удалось выделить неизвестный вид палочки. Йерсен зарисовал колонии в альбом, подробно описал их в протоколе эксперимента и, сделав несколько мазков, просмотрел их под максимальным увеличением микроскопа: все поля зрения покрывали биполярно окрашенные палочки, утолщенные в середине, — «бочонки», как прозвал их Йерсен.
С чашек Петри платиновой петлей он перевил микробов в пробирки с мясным бульоном. Во всех пробирках через сутки появились белые хлопья.
— Итак, коллега Сакхей, — торжественно проговорил Йерсен, — в пробирках мы имеем чистую культуру неизвестной палочки, выделенную из трупов людей, погибших от чумы. Так?
Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.
За многие десятилетия жизни автору довелось пережить немало интересных событий, общаться с большим количеством людей, от рабочих до министров, побывать на промышленных предприятиях и организациях во всех уголках СССР, от Калининграда до Камчатки, от Мурманска до Еревана и Алма-Аты, работать во всех возможных должностях: от лаборанта до профессора и заведующего кафедрами, заместителя директора ЦНИИ по научной работе, главного инженера, научного руководителя Совета экономического и социального развития Московского района г.