Вечные паруса - [11]

— В кабине.

— Вот видите! Когда пропал сигнал со скафандра, я взял на контроль "Приму", но и там не было сигнала… Ведь вы сразу взлетели, судя по радиограмме?

— Сразу…

— Да… Значит, в системе радиоконтроля что-то барахлит, иной причины быть не может. Если только…

Медведев рассеянно двигал взад-вперед микшер мощности следящего агрегата, и длинная стрелка главного амперметра покорно качалась от нуля до красней черты. Мерные качания гипнотизировали.

— Если только вы не снимали скафандр, чтобы подышать свежим воздухом этой гостеприимной планеты.

Последняя фраза прозвучала громко и резко. Андрей оторвал, наконец, глаза от гипнотической стрелки и попробовал улыбнуться.

— Да, я… с-собирался погулять, как вы помните… Но как-то не получилось… В другой раз…

Медведев не поднимал головы, поглощенный игрой с микшером, и Андрей начал тихо злиться.

— В конце концов, я не знаю, в чем дело. Может быть,

схема виновата. Зеленое солнце было в зените, а в это время, как вы знаете, ионизированная за черный день углекислота разряжается в пространство. Возникают всякие магнитные и электрические облака. Может быть, такое облако на время экранировало контрольный сигнал "Примы". Откуда я знаю?

А схема… Схему можно проверить, если хотите…

Медведев поднял голову и потер лоб, искоса поглядывая на Андрея, точно увидел его впервые. Андрей выдержал взгляд, только побледнел еще больше.

— Да. Я этого не учел. Вы правы. Схема, вероятно, в порядке. Просто какие-то помехи прервали сигнал. Извините, что побеспокоил.

Он говорил негромко и устало, словно перенес огромное душевное и физическое напряжение, словно это он, а не Андрей, был в квадрате 288-Б. Злость прошла, и Андрей почувствовал вдруг прилив доверчивой ребячьей нежности к этому рано поседевшему, замкнутому человеку. Ему захотелось взять его за руку, крепко сжать и рассказать все. Все — от начала до конца. Он должен понять.

Они стояли друг против друга и молчали. И оба вздрогнули, услышав в динамике резкий голос капитана:

— Всем в кают-компанию! Всем в кают-компанию!

Капитан встретил их торжественный, затянутый в парадный китель, выбритый и благоухающий какими-то духами.

— Прошу садиться.

Садиться никому не хотелось. Все столпились у стола, перешептываясь, оправляя свитера и куртки, наскоро причесываясь, словно готовились к групповой фотографии. Андрей, невольно смущаясь, встал за спины товарищей он так и не успел снять комбинезон.

Артур поднял руку.

— Товарищи космонавты! Наша работа окончена. Мы выполнили задание Земли, проведя глубокую разведку самых таинственных образований Галактики кристаллических планет. Мы собрали богатый материал. Особо хочу подчеркнуть, что наша экспедиция обошлась без аварий, без ЧП и крупных дисциплинарных нарушений…

— Господи, спаси моряка, — прошептал рядом Кривцов, закатывая глаза. И здесь без устава не обошлось…

Андрей почувствовал на себе чей-то взгляд, поднял глаза. Медведев отвернулся.

— Короче говоря, звездолет-разведчик "Альфа" полностью готов к старту. Старт назначаю на двадцать четыре ноль-ноль бортового времени. Побудка — за час до старта. Вопросы есть?

— Нет! — перекатилось по каюте.

— Тогда — отбой!

Первым вышел Медведев, за ним Кривцов, Апенченко и Свирин. Пропустив капитана, исчез в овале двери Реваз Рондели.

Андрей остался один.

Он подошел к портьере, которая так и осталась незадернутой.

Снова была ночь, вернее, не ночь, а черный день, невидимое солнце стояло в зените, и только у самого горизонта роились крупные сердитые звезды, а снизу неподвижными языками золотого, розового и оранжевого огня били в черный зенит кристаллы лабира.

Но что-то изменилось в этом странном блистающем мире.

Он перестал быть чужим.

И Андрей вдруг понял, что отныне его будет тянуть сюда, к этой планете — как сейчас тянет к Земле. И что вечно ему метаться между двух огней, не находя покоя…

— До свидания, — шепнул он черному солнцу и лабировому сиянию. — До встречи. Я вернусь.

У себя в каюте Андрей, не раздеваясь, упал на постель. Мучительно ломило виски. Он нащупал на столике снотворное и проглотил не запивая.

— Дело сделано, Петр Егорыч, — прошептал он с закрытыми глазами. Теперь уже ничего не изменишь. Колесо закрутилось.

Под прикрытыми веками прыгали зеленые, синие, красные пятна. Постепенно их движение становилось все более плавным, пока не перешло в медленное вращение. Крутилась, крутилась трубочка калейдоскопа, цветные стеклышки складывались в неповторимые узоры, эти узоры наматывались один на другой, как тонкие кружева, узорчатый клубок распухал, пока не превратился в планету — и тогда треснули синие скалы, брызнув во все стороны дрожащими нитями побегов…

Вся планета заросла неистовой, бешеной сиренью, огромные тяжелые соцветья свисали до самой земли, а сирень все росла и росла, и это был уже непроходимый лес, и Андрей продирался сквозь него, по колено утопая в опавших лепестках, задыхаясь от душного запаха сирени — пока впереди не мелькнула матовая белизна… Вот он уже стоит на нижней террасе возле озера, а над ним — сирень, и навстречу вприпрыжку бежит светловолосый мальчуган, похожий на Нину:

— Папа! Папа прилетел!