Вечные любовники - [27]

Мужчин в жизни Анджелы было немного. В двенадцать лет она влюбилась в юношу из газетного киоска. Он был старше ее года на два, на три и понравился ей потому, что всегда охотно с ней разговаривал и приветливо улыбался. В четырнадцать она влюбилась без памяти в американского актера Дона Амичи, которого видела по телевизору в каком-то старом фильме. Несколько недель Анджела только о нем и думала и, лежа в постели, мечтала, как они будут жить в коттедже на вершине скалы в Калифорнии. Она представляла себе, как он берет ее за руку — точно так же, как актрису в фильме, — и они бегут по пляжу в море. Представляла, как ясным солнечным утром они вместе завтракают на балконе. Но потом она вдруг сообразила, что сейчас Дону Амичи, наверно, уже шестьдесят, а то и все семьдесят.

Когда Анджела переехала в Лондон, сослуживец из виноторговой фирмы одно время изредка приглашал ее по вечерам на чашку кофе — точно так же, как накануне Гордон Спелл пригласил ее с ним выпить. Но с Гордоном Спеллом его было не сравнить: тот был ничтожеством, мелким служащим, к тому же, как показалось Анджеле после третьей встречи, не вполне вменяемым. Однажды в понедельник он не вышел на работу — и больше не появлялся.

Был в жизни Анджелы — правда, совсем недолго — еще один мужчина: молодой человек по имени Тед Апуэлл, с которым она познакомилась на субботней вечеринке в доме подруги своей подруги. В самом конце, в половине четвертого утра, когда все, как водится, разбились на пары, она позволила Теду Апуэллу себя проводить — хотя было совершенно ясно, что «провожает» он ее не к ней домой, а к себе. Он раздел ее и вяло, без особого энтузиазма, на коврике перед газовым камином, лишил девственности, после чего отвез на машине в Патни, по пути много раз (как она потом сообразила, подозрительно много раз) повторяя, что «обязательно» позвонит в понедельник. Вот его Анджела долго не могла забыть — и не потому, что в него влюбилась, а потому, что и он, и она лежали на коврике перед камином совершенно голые, и произошло это с ней первый раз в жизни. Второго раза пока не последовало.

Мисс Айвигейл на работу не вышла. Анджела сидела одна перед дверью в ее кабинет и бездельничала: печатать было нечего. В четверть одиннадцатого в офис вошла буфетчица и налила в чашку Анджелы, которую часом раньше поставила ей на стол, жидкий кофе с молоком. «Пэм сегодня не будет?» — спросила она, и Анджела ответила, что мисс Айвигейл пока нет.

В половине одиннадцатого в офис вошел Гордон Спелл. «Розы красные, — напевал он, — дама синяя… дайте мне их скорей…» Он остановился на пороге и засмеялся, а потом закрыл дверь, подошел к столу, за которым сидела Анджела, и поцеловал ее. В эти мгновения ей казалось, что все ее многочисленные комплексы — в далеком прошлом. Когда Гордон Спелл ее целовал, она чувствовала себя красавицей, она не знала того, что было всем давно и хорошо известно. Гордон Спелл был «ходок».

Обедали они в «Кофейном зерне», ресторанчике не таком дорогом, как «Террацца». Гордон Спелл рассказывал ей про свое детство — как оказалось, очень несчастливое. Рассказал и про то, как девять лет назад пришел в К. С. & Е., и как всегда хотел стать поп-музыкантом.

— Знаешь, Анджела, — сказал он, когда графин с сицилийским вином был уже пуст, — а ведь я женат.

У нее похолодело в животе, будто там вдруг образовался кусок льда. Холод давил на живот, нижняя половина тела точно обледенела, зато верхняя стала нагреваться: жар ударил в лицо и шею. К своему ужасу, она почувствовала, как густо краснеет — и от этого дурнеет еще больше.

— Женат? — переспросила она.

И тут Анджела сообразила, что вчера вечером в такси он не говорил, что не женат, — она, во всяком случае, этого не помнит. Он смеялся и давал понять, что женатым его уж никак не назовешь, и поэтому сегодня утром она проснулась с убеждением, что Гордон Спелл холостяк; он говорил, что любит ее, и обнимал ее с такой страстью, с какой ее еще никто никогда не обнимал. Не вполне еще пробудившись, она даже подумала — и хорошо это помнит, — что, очень может быть, наступит день, когда они с Гордоном Спеллом поженятся. Она даже представила себе своих празднично одетых родителей; отец волнуется, ведет ее за руку… Поразительно все-таки, невероятно, что Гордон Спелл — притом сколько вокруг, в том числе и в К. С. & Е., хорошеньких девушек — остановил свой выбор именно на ней.

— Я не рискнул тебе сказать, — буркнул он. — Я пытался, Анджела. Весь вечер хотел тебе сказать, но не смог. Подумал, а вдруг ты уйдешь…

Они вышли из «Кофейного зерна» и, жмурясь на холодном ноябрьском солнце, двинулись по Гровнер-сквер. Ухоженные цветочные клумбы. Те же самые люди, что вчера вечером спешили домой из контор, утром торопились обратно в конторы, а днем выбегали в кафе и рестораны перекусить, теперь вновь устремились в свои офисы.

— Я люблю тебя, Анджела, — сказал он, и ей опять показалось, что происходит нечто невероятное, что ей снится сон. Но она знала — то был не сон.

Они шли, держась за руки, и ей вдруг вспомнилось, как накануне из «портшеза» звонил жене мистер Гемп, как он сердился и врал. Она представила себе жену Гордона Спелла: суровая женщина, следит за порядком, не дает ему курить в жилых комнатах, из-за нее он не стал поп-музыкантом. Она конечно же старше Гордона Спелла, волосы у нее совершенно седые, а лицо — как у амбарной крысы из детской книжки, которую когда-то читал Анджеле вслух отец.