Вечная тайна лабиринта - [11]

.

Для Геродота, человека безграничной любознательности, лабиринт представлял собой идеальное смешение тайны, загадки и опасности.

Римлянин Плиний Старший (23–79 н. э.) посетил это место около пятисот лет спустя, и лабиринт — еще более разрушенный — предстал перед ним постройкой куда более зловещей. Он написал о египетском и других лабиринтах, о которых знал лишь понаслышке (о лабиринте на греческом острове Лемнос, об этрусском лабиринте-гробнице неподалеку от Кьюзи, в Италии), в своей «Естественной истории». Лабиринты перестали быть удивительными находками. По мнению Плиния, они представляли собой «едва ли не самое немыслимое достижение человека, не стоящее потраченных на него усилий». Плинию лабиринт представлялся чудовищным изобретением, но при этом он осознавал разницу между изображением лабиринта и египетской реальностью. Лабиринт, который ему довелось посетить, Плиний сравнил с прекрасной напольной мозаикой, встречающейся в римских виллах, а также с «церемониальной» игрой в лабиринт, в которой состязались римские юноши, гарцуя на конях по специально размеченным полям, и нашел, что египетский лабиринт — это группа безрадостных, темных, сбивающих с толку построек. Дедал, писал Плиний, скопировал этот лабиринт с потерянного критского, но построил лишь «сотую долю» его коридоров, которые «кружат, ведут вперед и возвращают назад так путано, что это совершенно ошеломляет». И еще, писал он, этот лабиринт отличался от других тем, что он реален — а не выдуман каким-нибудь стародавним рассказчиком.

Дальше он пишет, что «в стенах часто проделаны двери, обманно предлагающие проход вперед, и пленник вынужден возвращаться обратно в те коридоры, по которым уже проходил в своих скитаниях». Вход и некоторые из колонн были сделаны из мрамора, но «остальная конструкция — из асуанского гранита, громадные блоки были уложены таким образом, чтобы даже огромный отрезок времени не смог их разрушить». Как и Геродот, Плиний пишет, что весь этот комплекс построек с его залами, пирамидами и декоративной лепниной полностью описать невозможно, а затем предупреждает: «Только окончательно выбившись из сил блужданием, посетитель достигает наконец головокружительной путаницы коридоров. А кроме того, здесь есть покои в верхних, чердачных этажах, на которые попадаешь по наклонным переходам и галереям, а оттуда вниз ведут лестничные пролеты из 90 ступеней». Внутри — колонны с изображениями богов, царей и чудовищ. «Некоторые залы спланированы таким образом, что, когда открываешь двери, раздаются ужасающие раскаты грома: а ведь надо отметить, что большую часть пути приходится преодолевать в темноте».

Итак, египетский лабиринт был темным и запутанным, полным пугающих звуков и фантастических рисунков, сохранившихся с незапамятных времен, и одни ходы пересекались здесь с другими, то уводя на более высокий уровень, то, напротив, увлекая под землю. И все, что справедливо для египетского лабиринта, писал Плиний, можно было сказать и о его критском прообразе. Изучая его, грекоримский географ Страбон (64/63 до н. э. — 23/24 н. э.) отметил то, что будут открывать для себя наблюдатели лабиринта на протяжении многих веков: то, что вблизи представляется хаосом, при взгляде издалека или с высоты становится понятным и вполне логичным.

В XIV веке Боккаччо (1313–1375) признал, что за несколько столетий представления о лабиринте сильно изменились: «Этот лабиринт был совсем не таков, какими мы строим свои теперешние лабиринты — круги да причудливые повороты стен, и всякий, кто не повернет назад, непременно доберется до середины, а потом, четко следуя обратному кружению лабиринта, безошибочно выберется наружу… Нет, этот лабиринт был целой горой, внутри которой вырыты квадратные залы, в каждом — по четыре двери, по одной на всех четырех стенах, каждая дверь ведет в точно такую же комнату, и человек, оказавшийся в лабиринте, теряется и не знает, как отсюда выбраться»[9]. Можно подумать, будто Боккаччо описывает литографию М.К. Эшера[10].

Большинство античных путешественников, приезжавших на Крит в поисках лабиринта Минотавра, уезжали ни с чем — обычно им показывали всего лишь пустые поля, груды обломков или заброшенные пещеры. Впрочем, существует отчет греческого писателя по имени Флавий Филострат о том, как группе путешественников в 66 году н. э. был продемонстрирован лабиринт, в котором «некогда содержался Минотавр». Возможно, это были всего лишь россказни кого-нибудь из путешественников, а может быть, нашелся на Крите предприимчивый антрепренер, который просто предоставил публике то, чего она ждала. В ближайшие столетия многие места на Крите будут называть лабиринтом. В 1609 году англичанину по имени Уильям Литгоу покажут одно небезопасного вида место возле горы Ида (возможно, у римлян здесь была каменоломня), где, как он записал, «было множество дверей и колонн». Войти внутрь он не решился, «потому что там было много полых мест — если бы человек оступился и упал, едва ли его удалось бы спасти». Позднее в том же веке другой путешественник, Бернард Рэндольф, писал, что отказался войти внутрь постройки, которую ему представили как лабиринт, потому что не поверил своему проводнику. К тому же «одних только зловонных запахов здесь довольно, чтобы задохнуться». Поэту и художнику Эдварду Лиру здесь понравилось больше — в 1864 году ему показали место, где росли деревья, пели соловьи и «оставлены были фрагменты кирпичной кладки». Но вообще-то, когда дело касается лабиринтного туризма на Крите, путешественникам всегда следует помнить слова апостола Павла в его «Послании к Титу». Ссылаясь якобы на «из них же самих одного стихотворца», он написал: «Критяне всегда лжецы»