Вечная ссора - [5]

— Я спросил — ты в порядке? Хорошо тебе там досталось.

Эбботт прищурился, и часть тьмы рядом с трубой сдвинулась в сторону. Силуэт головы — кажется, в чем-то вроде шляпы — застлал вид из правого окна.

— Я… в порядке, — ответил Эбботт. Слова дались ему с трудом, он встал и попытался махнуть рукой, но правый бок до самого бедра прострелило болью.

Фигура вновь повернулась, исчезнув во мраке теней.

— Не беспокойся о старике, — произнес бесплотный голос. — С ним все будет в порядке.

— В порядке? — Эбботт аж задохнулся от возмущения. — Ты сбил его своим гребаным поездом, ради всего святого!

— Ну да… с ним все будет в порядке. С ним всегда все в порядке.

— Всегда? Ты имеешь в виду, такое случалось и раньше?

— Естественно, — прозаично ответил машинист. — Это Мадригал.

Эбботт неожиданно вспомнил последнюю реплику из «Китайского квартала» Романа Полански,[6] когда старик говорит герою Николсона «это Китайский квартал», словно объясняет этим все то плохое, что творится с миром.

— А что там произошло?

— Ничего… все. Кто же теперь знает?

Казалось, человек отвлекся на какое-то занятие. Потом он спросил:

— Он показывал тебе свои пальцы?

Эбботт не ответил.

— Он всегда так делает… снимает их, приставляет заново. — Машинист захихикал. — С ним все будет в порядке. Он — ангел, все исправит.

— А что конкретно он исправит?

— Город. Мадригал. Пока я опять его не снесу. В этом его миссия. Как я и говорил, он же ангел. — Машинист опять засмеялся. — В любом случае ты-то в порядке?

Эбботт по голосу мог сказать, что человек отвернулся от него, но не понял, что тот делает. Боль теперь стекала по правой ноге, и ступня почти онемела.

— А то если ты в порядке, то явно не любитель чесать языком, — добавил мужчина. Есть люди, которые думают, что это явный плюс, но я-то люблю немного поговорить. Понимаешь, о чем я?

Боль немного отступила. Эбботт прошаркал влево и втиснулся в угол кабины паровоза. Он прислонил голову к стене, подложил под щеку руку, стараясь хоть чуть-чуть смягчить постоянные удары о металл, и открыл глаза.

То ли в кабине стало больше света, то ли его глаза привыкли к полумраку, — теперь Пол смог различить фигуру мужчины. Ростом примерно пять футов и пять-шесть дюймов, коренастый, одетый в полосатую мятую спецовку, заляпанную маслом и сажей. Из его заднего кармана свисала какая-то тряпка, ее заостренный кончик мотался туда-сюда, пока мужчина боролся с массивным штурвалом, находящимся посредине кабины. Шляпой оказалась бейсбольная кепка темного цвета — синего или темно-зеленого, Эбботт не смог разобрать. Жесткие и густые седоватые волосы были не по моде длинными и вились мелкими кольцами, прилипая из-за пота и сажи к бугристой шее мужчины.

Штурвал выглядел достаточно сложным. Один широкий обод, который машинист придерживал рукой, и три других — каждый новый меньше предыдущего — рядами поднимались вверх. Они были прикреплены к центральной колонне богато украшенными металлическими планками. Около них из круглых впадин, словно стебли тростника, выступали длинные блестящие рычаги.

Эбботт какое-то время просто наблюдал, наслаждаясь медленно затихающей болью. Он переводил взгляд с машиниста на два боковых окна, картины в которых все так же беспрестанно менялись. Сначала Пол просто двигал глазами, но потом кое-что заметил.

Вид, открывавшийся из окон, по крайней мере с позиции Эбботта, ограничивался облаками. Мужчина повернул колесо в сторону, затем в другую, толкнул один рычаг вверх, а второй круговым движением отвел практически горизонтально.

— Хорошая поездка! — крикнул Эбботт, стараясь, чтобы его услышали из-за шума.

— Угу, — прозвучал ответ.

— А он… он сейчас не управляется?

— Кто?

— Поезд, — разъяснил Пол, ухмыльнувшись такой непонятливости.

— А, поезд…

Машинист неожиданно повернул одно из колес с почти балетным изяществом, двинул вверх рычаг и шлепнул по ободу, максимально увеличив скорость вращения. Затем он крутанул другое колесо в противоположном направлении. Поезд пьяно содрогнулся, и Эбботта вышвырнуло из угла.

— Нет, я бы сказал, что сейчас у меня все под контролем.

Теперь Пол увидел, что мужчина даже не смотрит в окна. Казалось, он пристально изучает стенку топки перед собой.

— А куда ты направляешься? — спросил Эбботт, разглядывая кабину.

— Куда угодно. И никуда. Просто путешествую.

Пол кивнул:

— Я имею в виду, где я смогу сойти?

— Сойти? — Машинист засмеялся. — Ну, ты можешь сойти когда и где захочешь. — Он потянул за перевитый узлами канат, и свисток издал пронзительный визг. — Мне как-то все равно.

— Но где ты остановишься?

Машинист резко вертанул колесо вправо, со скрипом перевел в сторону рычаг, после чего буркнул:

— Я не останавливаюсь.

— Ты не останавливаешься?

— Я так и сказал.

Созерцая спину машиниста, Эбботт спросил:

— Ты же не огибаешь препятствия? Ты их сбиваешь.

Человек открыл прямоугольную металлическую дверцу, выставив на обозрение рдеющее горнило топки. Он залез в большую бочку, стоящую рядом с ним, выловил там пригоршню чего-то, похожего на пустые полиэтиленовые пакеты, и бросил их в пламя. Огонь разбушевался с новой яростью, машинист захлопнул дверь и снова взялся за штурвал.