Вечерняя книга - [35]

Как при внезапном озарении, фамилия секретаря парткома мгновенно напомнила наш с ним прошлогодний разговор, когда я приезжал в «Победу» писать очерк о доярке. Левшов, человек веселый и азартный, рассказал о пожилой доярке много любопытного и как бы между прочим попросил-посоветовал: «Писать станете — о председателе бы поменьше подчеркивали. Так для всех лучше будет. И для него — прежде всего…»

Сдерживая себя, Иван Петрович покрутил головой, с горьким удивлением — больше, кажется, обращаясь ко мне — сказал:

— Мало ли я тут сил, нервов положил, а смотри, как оборачивается?

— Того, что сделал, никто у тебя не отымает, Петрович, — тотчас живо и горячо опротестовал Никитыч. — В этом ты людей не вини: неправда будет. Я про то, что тебе же мешает. И похвалю еще: не пропащий ты, нет!

— Это почему же? — хмуро усмехнулся Иван Петрович.

— Выслушал — не шумел, не гремел. Не взорвался, коротко тебе сказать. И то дело великое. — Никитыч опомнился, взвился с места: — Мужики, а шашлык-то, шашлык! Вон и Славка вертается!

— Спасибо, по горло сыт, — подымаясь, все тем же хмурым смешком отозвался Иван Петрович.

То, что обстановка здесь круто изменилась, Слава, вероятно, понял по одному взгляду председателя, по тому, как тот прямо от стола шагнул к машине; только что выпрыгнув, Слава снова молча и проворно сел за баранку.

— Это как же, мужики, а? — твердил Никитыч, обескураженно хлопая себя по тощим ляжкам. — Вот ведь, дурак старый, компанию испортил! Мужики, а?

— Ладно, не суетись, — сухо и миролюбиво остановил его Иван Петрович, хлопнув дверкой. — Все равно ехать пора: кончился мой перерыв.

Будто присматриваясь к унизанным плодами яблоням, «уазик» неторопливо пробежал по узкой травянистой колее, выкатился в горячий полевой простор и прибавил скорость.

— Всякие шашлыки едал, — нарушил молчание Иван Петрович, голос его прозвучал и усмешливо, и чуть смущенно. — По-карски уважаю. А нынче по новому рецепту попробовал. Шашлык по-Никитычу.

Я, позади, тихонько рассмеялся; деликатный Слава, явно помогая чем-то огорченному председателю, деловито осведомился:

— Иван Петрович, а куда помидоры-то? Я ведь их полкорзины налупил.

— Городскому вон гостю в подарок дадим. Хороши они нынче у нас, — похвалил Иван Петрович и выразительно крякнул: — Будь они неладны!..

ОТВЕТ ПО СУЩЕСТВУ

Перечитываю письмо, посмеиваюсь и злюсь одновременно.

Написано оно округлым уверенным почерком, с кудрявыми завитушками, по тону — не просто уверенное, но и требовательное. Сверху, прижатая металлической скрепкой, — «сопроводилка» из редакции газеты: «Вторично просим ответить автору письма по существу вопроса…» Теперь я уже не столько посмеиваюсь, сколько возмущаюсь: ну ладно, я тебе отвечу по существу!..

Существо же это вот в чем.

Осенью по всяким литературным делам побывал я со своим товарищем-поэтом в лесном — самом отдаленном районе нашей области. Места удивительные, неповторимые! Лесом идет дорога, лишь изредка выбегающая в поля-поляны; густым лимонно-оранжевым чернолесьем поросли овраги, полные птичьего щебета и хрустального звона ключей; в сосновом бору стоит и сам поселок, да не просто окруженный им, — увязая в чистом сыпучем песке, медные корабельные сосны забрели в улицы, развесили над крышами сизо-зеленые кроны, пропитали воздух крепким духом смолы и хвои… Дела мы свои поделали удачно в быстро; под вечер, накануне отъезда, забрели на стадион, где при великом стечении народа состязались местная, суконной фабрики, футбольная команда и сборная соседнего района. Не берусь судить относительно спортивного мастерства, зато энтузиазма, темперамента — как у игроков, так и у зрителей — хватило бы на любую международную встречу; с перевесом на один мяч победу под ликующий гул одержали хозяева поля.

— Ну что ж, — проталкиваясь в узком проходе, сказал я приятелю, — всё мы успели. Только знаменитых здешних грибов не попробовали.

— Ничего не попишешь, — поддакнул он. — Не судьба.

— Это как же так? — удивился, оглянувшись, идущий впереди нас молодой черноволосый мужчина. — Да у нас их тут навалом!

— У вас, может, и навалом, — пошутил я, — а в чайной и на поглядку нет. Три дня подряд спрашивали.

— Эка, чайная! Чайная у нас та еще! — Придержав шаг, мужчина пошел рядом с нами. — Мы, когда в ней «день текстильщика» отмечаем, всегда что-нибудь из дому берем. Тех же грибов. Кроме гуляшей, сроду они там ничего не стряпали.

— Это что ж за «день текстильщика»? — чуть не в один голос спросили мы с приятелем. — Что-то никогда о таком праздника не слышали.

— Ну как же! С получки либо с премии бывает. — Мужчина рассмеялся, окликнул пристроившегося к нам высокого рыжеватого детинушку в модном коротком плаще и в белой с расстегнутой по вороту сорочке. — Слышь, Василий, — нашенских грибов, говорят, попробовать не могут. Каково?

Широкие полные губы Василия тронула добродушная ухмылка.

— Больно уж нехитро поправить. Зайдем ко мне — вот и попробуют.

— А чего к тебе? Ко мне — ближе.

— Давай к тебе, — все так же неторопливо и добродушно согласился Василий.

— Я тут, правда, рядышком, — довольно подтвердил черноволосый и, словно это и было решающим обстоятельством, свернул в проулок. — Пошли.