Вечерние огни - [2]

Свободы и любви живительный родник,

Заслыша нашу речь, наш вавилонский крик,

8 Что в них нашел бы ты заветного, родного?

На этом торжище, где гам и теснота,

Где здравый русский смысл примолк как сирота,

Всех громогласней тать, убийца и безбожник,

Кому печной горшок всех помыслов предел,

Кто плюет на алтарь, где твой огонь горел,

14 Толкать дерзая твой незыблемый треножник.

10

1 марта 1881 года

День искупительного чуда,

Час освящения креста:

Голгофе передал Иуда

4 Окровавленного Христа.

Но сердцеведец безмятежный

Давно, смиряяся, постиг,

Что не простит любви безбрежной

8 Ему коварный ученик.

Перед безмолвной жертвой злобы,

Завидя праведную кровь,

Померкло солнце, вскрылись гробы,

12 Но разгорелася любовь.

Она сияет правдой новой.

Благословив ее зарю,

Он крест и свой венец терновый

16 Земному передал царю.

Бессильны козни фарисейства:

Что было кровь, то стало храм,

И место страшного злодейства

20 Святыней вековечной нам.

11

* * *

Когда Божественный бежал людских речей

И празднословной их гордыни,

И голод забывал и жажду многих дней,

4 Внимая голосу пустыни,

Его, взалкавшего, на темя серых скал

Князь мира вынес величавой,

"Вот здесь, у ног твоих все царства, — он сказал,

8 С их обаянием и славой.

Признай лишь явное. Пади к моим ногам,

Сдержи на миг порыв духовный;

И эту всю красу, всю власть тебе отдам

12 И покорюсь в борьбе неровной".

Но Он ответствовал: "Писанию внемли:

Пред богом господом лишь преклоняй колени".

И сатана исчез, — и ангелы пришли

16 В пустыне ждать Его велений.

12

Ничтожество

Тебя не знаю я. Болезненные крики

На рубеже твоем рождала грудь моя,

И были для меня мучительны и дики

4 Условья первые земного бытия.

Сквозь слез младенческих обманчивой улыбкой

Надежда озарить сумела мне чело,

И вот всю жизнь с тех пор ошибка за ошибкой,

8 Я все ищу добра и нахожу лишь зло.

И дни сменяются утратой и заботой,

(Не все ль равно: один иль много этих дней!),

Хочу тебя забыть над тяжкою работой,

12 Но миг, — и ты в глазах с бездонностью своей.

Что ж ты? Зачем? Молчат и чувства и познанье.

Чей глаз хоть заглянул на роковое дно?

Ты, — это ведь я сам. Ты только отрицанье

16 Всего, что чувствовать, что мне узнать дано.

Что ж я узнал? Пора узнать, что в мирозданье

Куда ни обратись, — вопрос, а не ответ,

А я дышу, живу и понял, что в незнанье

20 Одно прискорбное, но страшного в нем нет.

А между тем, когда б в смятении великом

Срываясь, силой я хоть детской обладал,

Я встретил бы твой край тем самым резким криком,

24 С каким я некогда твой берег покидал.

13

* * *

Не тем, господь, могуч, непостижим

Ты пред моим мятущимся сознаньем,

Что в звездный день твой светлый серафим

4 Громадный шар зажег над мирозданьем.

И мертвецу с пылающим лицом

Он повелел блюсти твои законы:

Все пробуждать живительным лучом,

8 Храня свой пыл столетий миллионы.

Нет, ты могуч и мне непостижим

Тем, что я сам, бессильный и мгновенный,

Ношу в груди, как оный серафим,

12 Огонь сильней и ярче всей вселенной.

Меж тем как я, добыча суеты,

Игралище ея непостоянства, —

Во мне он вечен, вездесущ, как ты,

16 Ни времени не знает, ни пространства.

14

Никогда

Проснулся я. Да, крыша гроба, — руки

С усильем простираю и зову

На помощь. Да, я помню эти муки

Предсмертные. — Да, это наяву; —

И без усилий, словно паутину,

6 Сотлевшую раздвинул домовину,

И встал. Как ярок этот зимний свет

Во входе склепа. Можно ль сомневаться,

Я вижу снег. На склепе двери нет.

Пора домой. Вот дома изумятся.

Мне парк знаком. Нельзя с дороги сбиться,

12 А как он весь успел перемениться!

Бегу. Сугробы. Мертвый лес торчит

Недвижными ветвями в глубь эфира,

Но ни следов, ни звуков. Все молчит,

Как в царстве смерти сказочного мира;

А вот и дом. — В каком он разрушенье!

18 И руки опустились в изумленье.

Селенье спит под снежной пеленой,

Тропинки нет по всей степи раздольной.

Да, так и есть: над дальнею горой

Узнал я церковь с ветхой колокольней.

Как мерзлый путник в снеговой пыли,

24 Она торчит в безоблачной дали.

Ни зимних птиц, ни мошек на снегу.

Все понял я. Земля давно остыла

И вымерла. Кому же берегу

В груди дыханье? Для кого могила

Меня вернула? И мое сознанье

30 С чем связано? И в чем его призванье?

Куда идти, где некого обнять, —

Там, где в пространстве затерялось время?

Вернись же, смерть, поторопись принять

Последней жизни роковое бремя.

А ты, застывший труп земли, лети,

36 Неся мой труп по вечному пути.

15

* * *

Жизнь пронеслась без явного следа.

Душа рвалась. Кто скажет мне, куда?

С какой заране избранною целью?

Но все мечты, все буйство первых дней

С их радостью — все тише, все ясней

6 К последнему подходят новоселью.

Так, заверши беспутный свой побег,

С нагих полей летит колючий снег,

Гонимый ранней, буйною метелью,

И, на лесной остановясь глуши,

Сбирается в серебряной тиши

12 Глубокой и холодною постелью.

16

МОРЕ

Буря

Свежеет ветер. Меркнет ночь,

А море злей и злей бурлит,

И пена плещет на гранит,

4 То прянет, то отхлынет прочь.

Все раздражительней бурун,

Его шипучая волна

Так тяжела и так плотна,

6 Как будто в берег бьет чугун.

Как будто бог морской сейчас,

Всесилен и неумолим,

Трезубцем пригрозя своим,

12 Готов воскликнуть: "Вот я вас!"

17

После бури

Пронеслась гроза седая,

Разлетевшись по лазури,

Только дышит зыбь морская,

4 Не опомнится от бури.