Вечер у Сухомяткина - [3]

- Жена у меня - казачка, из Уральска взята. Казацкая кровь веселая, густая...

Зиночка напилась. Она сидит, откинувшись на спинку стула, жмурится, возведя глаза на огни люстры, и, сложив губы сердечком, пытается свистеть. Это не выходит у нее.

- Ассе9,- говорит ей муж, вставая из-за стола.

Хозяйка тоже сильно под хмельком. Она стала раз-вязнее, беспричинно смеется и всё ищет чего-то глазами по углам пустынной столовой.

- Еще немножко,- предлагает она.

Все отказываются, а Зиночка превращает мерси в русский глагол, но это никого уже не смешит - все устали.

- Ну, Петр,- пошатываясь, говорит Лохов,-идем, нам пора!

Они уходят, взяв друг друга под руки, я остаюсь с дамами.

- Дети,- ласково говорит хозяйка, провожая их смеющимися глазами.

Потом она интересуется, почему я не женат, а Зиночка, покачиваясь на стуле, мурлычет:

В шестом этаже

Мой друг живет.

Ах, я всё та же,

Но он - не тот!

- Послушайте,- обращается она ко мне,- вы знаете какие-нибудь стихи... этакие, с перцем!

- Зинка! - предупреждает ее хозяйка.- Ты с ума сходишь!

Я не знаю стихов с перцем.

Рыженькая женщина встряхивает кудрями, щелкает пальцами и снова поет:

Стал вроде мужа

Ленив и вял,

Меня всё ту же...

И, оборвав песенку, снова спрашивает меня:

- Послушайте, почему вы не напишете какой-нибудь смешной рассказ?..

- О чем же?

- Ну,- вообще смешной. О том, как жена изменяет мужу или что-нибудь такое. А вы знаете стихи о Ное?

- Нет.

В двери встала горничная и, улыбаясь, возвестила:

- Петр Иваныч велели сказать, что всё готово и можно пожаловать к ним...

- Пожалуйте! - пригласила меня хозяйка, плывя к двери.

Зиночка, обняв ее за талию, спрашивает:

- Почему мне делается скучно, когда я выпью?

В большой, ярко освещенной комнате, у стола, покрытого черным сукном, стоят Лохов и Сухомяткин, оба во фраках, с цилиндрами в руках. На столе перед ними какие-то коробки, вазы. Темное лицо Лохова серьезно, как лицо человека, который приготовился к чемуто очень важному. Сухомяткин дремотно улыбается, прищурив веселые глазки.

Дамы садятся в кресла у стены, я - рядом с ними. Председатель биржевого комитета церемонно кланяется нам и говорит:

- Почтэний публикуй! Ми есть два маги з Индия и Америке, ми имеем показувать вам несколькии чудесни явлений.

- Дурачок,- шепчет Зиночка своей соседке.

Муж ее напряженно ломает слова, это плохо удается ему, и, когда он произнесет слово правильно,- та сердится и притопывает ногами.

- Мое имя... наш имья - Гарри; мой друг зовут... звуть... Джемес!

Джемс-Сухомяткин пошевелился и вдруг - икнул. Это очень рассмешило его, он закрыл лицо локтем и стал фыркать, Гарри-Лохов неодобрительно покосился на него, взял со стола черную магическую палочку, взмахнул ею и крикнул:

- Ан, райс!

- Вайс! - ответил кум-Джемс.

В руке Лохова явился серебряный рубль,- он схватил его где-то в воздухе и торжественно пока-зал нам. Затем он вытащил рубль из носа Сухомяткина, другой снял с его лысой макушки и, быстро бросая монеты в цилиндр, стоявший на столе, стал ловко хватать их из воздуха, из своей бородки, из уха кума, снимал с колена своего, а один рубль даже выковырял из своего глаза.

- Сегодня ты ловко делаешь,- сказала ему Зиночка, но он строго крикнул ей:

- Силянс.10 Просю публикуй - нет разговор!

Джемс, расставляя по столу какие-то странные предметы, показал Зиночке язык.

Кончив фокус с монетами, Гарри-Лохов заставил исчезать со стола разные вещи,- они тотчас являлись там, где нельзя было ожидать их. Он очень увлекался, работал, как настоящий артист, и всё покрикивал куму командные слова:

- Ан, вайе! Дайс ваз! Раис! Живее!

Стена сзади фокусников была заставлена какими-то мрачными шкафами, Сухомяткин отворил дверцу одного из них,- в нем, на полке, торчала отрубленная голова с черными усами и - смешно, фарфоровым глазом - смотрела прямо на меня. Лицо Лохова было неприятно напряжено, кожа на скулах туго натянута,- он, видимо, крепко стиснул зубы. Его подбородок выдался вперед, французская бородка казалась жесткой, точно из проволоки. Но каждый раз, когда он удачно заканчивал фокус, лицо его расплывалось в улыбку, и недоверчивые, холодные глаза блестели радостно, точно глаза ребенка.

Я никогда не видал человека, который обманывал бы сам себя с таким увлечением, с таким удовольствием. Джемс-Сухомяткин только снисходительно принимал участие в забавной игре, а Гарри-Лохов трепетно творил чудеса. Это было ясно.

Иногда фокусы не удавались ему,- добывая из кармана фрака блюдце, наполненное водою, он преждевременно сорвал с него гуттаперчевую пленку и вынул блюдце пустым, а вода осталась в кармане. На минуту он растерялся и, следя одним глазом, как стекает вода на пол, сердито крикнул:

- Первому отделению конец!

Снял фрак, заглянул в карман, качая головой, потом объяснил публике:

- У ремесленников-фокусников, которые работают в балаганах,- карманы непромокаемые. Кум, позови горничную, пусть высушит фрак, да - не испортила бы!

Вздохнув,он добавил:

- А я - пиджак надену.

Второе отделение началось с того, что кругленький Сухомяткин вошел в пустой шкаф, Лохов закрыл шкаф черным занавесом, крикнул: