Вдова вдове - [49]

Перестать быть парой

В Библии говорится, что в ковчег не впустили ни единого животного, которое было бы само по себе. Только пары. Быть одному или одной — с давних времен и по сей день это воспринимается как ущербное состояние, как неполнота, недостаток. Посмотрите в словарь синонимов и увидите, что синонимы к слову «незамужняя» оскорбительны и уничижительны: «старая дева», «одиночка», «безмужняя» и так далее. К тому же нас со всех сторон — телевидение, журналы и газеты — стараются убедить в том, что счастье возможно только для двоих, а если у вас нет пары, то и никакого счастья не будет. Во всех романтических историях финал один: «и жили они счастливо, и умерли в один день». Иных финалов не предусмотрено.

Вдова чувствует себя неполноценной не только потому, что у нее может быть приступ паранойи или острой жалости к себе. Просто половина от пары — это не единица, а половина единицы. Мы живем в парном мире, и каждый, кто некоторое время прожил в тесных отношениях с кем–то, с большим трудом представляет себе, как это — быть в одиночестве.

Может быть, вдова когда–то представляла, какой была бы ее жизнь в одиночестве (все мы так делаем время от времени), и искренне сочувствовала тем вдовам, кого она знала. Но никто из нас не бывает подготовлен к тем мелочам, которые начинают случаться в жизни и составлять неотъемлемую ее часть: входишь домой — а дом пуст, и внезапно понимаешь, что он всегда будет таким. Поднимаешь трубку телефона, отвечаешь на звонок — и понимаешь, как хрипло звучит твой голос, ведь за весь день не пришлось произнести ни слова. И чем старательней мы пытаемся вернуться к общественной жизни, тем явственнее выступают различия между нашим нынешним и прежним статусом.

Наверное, самое трудное для женщины, возвращающейся в общество в качестве одиночки — это появляться на больших собраниях, на праздниках, банкетах, то есть везде, куда обычно приходят вдвоем. Мы стоим, отважно держась за бокал с шампанским, и пытаемся держать маску, вести себя непринужденно, как все, но при этом сознаем, до чего же зыбко наше притворство. Знакомые подходят и делают комплименты, говорят, как хорошо выглядит вдова, и так как считается, что традиционный период оплакивания (три месяца) прошел, то никто не упоминает его имени. Вы уже не можете обернуться к нему и прошептать: «Кажется, нам пора отсюда сбегать», а потом вместе посмеяться над чьими–то накладными ресницами, наклеенными наоборот, и чьим–нибудь сползающим париком. Вы должны прийти и уйти в одиночестве — именно так, в одиночестве — и неважно, сколько вокруг людей.

Старые схемы не подходят

Через некоторое время мы отважно выходим в широкий мир и отважно пытаемся вести прежнюю жизнь. А этого не получается. По прошествии некоторого времени вдова, приобретя некоторый опыт, учится выбирать. Она учится избегать ситуаций, которые ввергают ее в тоску — за исключением тех случаев, когда оно того стоит, например, есть возможность встретить интересных людей или узнать нечто новое. Она также учится, хотя никто не предупреждал ее об этом, как входить в комнату одной и как уходить одной. Она учится просить помощи и не выглядеть при этом несчастной и зависимой. Всем нам иногда приходит на ум образ маленькой сухонькой вдовушки, надоедающей окружающим бессчетными просьбами и жалобами, и никто из нас не хочет такой казаться, но даже самые сильные личности должны научиться признавать пределы своих сил.

Я помню один ужасающий вечер: ежегодный банкет, на котором собираются деньги в помощь любительскому театру. Обычно мы ходили на этот банкет вместе; это было нашей почетной обязанностью, так как муж был одним из основателей театра. Я сказала себе: «Держись. Не роняй лицо. Ты сможешь выдержать». Так что я пошла — подтянутая внешне, совсем расползшаяся внутри. К несчастью, никто не догадался предупредить меня о том, что в программу банкета также включили речь в память о муже. Я оказалась столь же неподготовленной к этому событию, как моя сиамская кошка — к тому, что она разродилась выводком в семь котят. Это так трогательно, но что делать дальше? У меня оказалось достаточно силы воли, чтобы продолжать держаться и не разрыдаться у всех на виду, но к приступу жалости к себе я оказалась не готова совершенно. Я была одна в толпе друзей (друзей?), и единственным моим спутником была мокрая от дождя сумочка. Я гадала, как бы мне половчее убраться из зала — да так, чтобы никто не вздумал жалеть бедную женщину, в одиночестве уезжающую в дождливую ночь. Я ненавидела их всех — всех женатых, всех замужних.

Сейчас я поумнела и набралась опыта. Сейчас в подобной ситуации я бы поехала с какой–нибудь знакомой парой или с кем–нибудь из друзей–одиночек. Один и один — это два. Я знаю одну вдову, которую пригласили на большую и в высшей степени формальную свадьбу. На приглашении стояло ее имя и фраза «…со спутником». Она привела с собой подругу и долго любовалась на реакцию окружающих.

Обеды и ужины с другими семейными парами — еще одна трудность, еще одна ситуация, вгоняющая в тоску. В течение некоторого времени я и наши семейные друзья пытались придерживаться прежних привычек. Друзья отчаянно пытались включить вдову в разговор, а вдова пыталась соответствовать. Когда такие встречи заканчивались, все тайком испускали вздох облегчения: слишком натянутой была атмосфера, слишком искусственными — улыбки и заботливость, слишком тщательно все делали вид, что все хорошо. Через некоторое время, по молчаливому взаимному согласию, и после того, как все заверят вдову, что всегда будут ей рады (в клубе, в группе по интересам, на танцах, и так далее), прежние компании распадаются и образуются новые.