Вдова в январе - [44]

Мечта заполучить большой куш развеялась — жалко, конечно, но поскольку он не отличался широким полетом мысли и потребности его не выходили за рамки хорошей гульбы, то он смирился. Иной раз во хмелю даже пытался себя убедить, что он в выигрыше, так как вся зарплата остается себе, а будь у Маргиты большой кошель с деньгами, она бы заставила его плясать под свою дудку, а этого ему совсем не хотелось.

Как только кончился условленный срок, Гундар отправился к Желваку за своими деньгами. Он аккуратно выписал на бумажке, что ему полагается получить: деньги за проданные картины, компенсацию за утраченную мастерскую и потери на обмене квартиры — сто пятьдесят рублей за квадратный метр. Если все пойдет нормально, Желваку придется выложить четыре тысячи. Глядя на эту сумму, Гундар чувствовал, как тепло становится на душе, — таких денег у него еще не было, и он даже не надеялся, что будут. Разумеется, Желвака придется прижать, но на стороне Гундара было физическое и моральное превосходство. Если не получится, достанет из кармана нож и начнет потрошить Желваков диван и подушки: авось там что-нибудь найдется. А не там, так еще где-нибудь, потому что Желвак деньги в сберкассе не держит.

Поднимаясь по лестнице, Гундар встретил соседку, они учтиво обменялись приветствиями и продолжали каждый свой путь, но ему показалось, что на лице женщины что-то мелькнуло.

Причину он понял позднее, когда подошел к двери, — квартира Желвака была опечатана. От косяка на дверь налеплены две полоски бумаги с печатью.

Он еще не мог понять, то ли Желвак умер, то ли арестован, но бумажки сказали ему главное — все потеряно. Опомнившись, он принялся колотить в соседние квартиры, но никто не мог ничего связно рассказать, так как произошло это тогда, когда все были на работе. Наконец отыскалась тетушка из дома, выходящего на улицу, к которой врач из «Скорой помощи» заходил звонить, чтобы выслали машину за трупом и отвезли его в морг.

Старушка оказалась словоохотливой. Она даже вспомнила, когда Желвак умер, как он в рубашке, черной, будто земля, упал на пороге своей квартиры и неизвестно, сколько там пролежал. Когда приехала «скорая», оказалось, уже преставился.

Произошло это недели три назад, и теперь Желвак спал в сырой земле.

Гундар слушал, скрипел зубами и вначале думал, что его намеренно дразнят.

— Когда увезли покойника, приехала дезинфекция и так все там опрыскала, что кошки два дня не могли на лестницу выходить. Домоуправление описало имущество, потом появились какие-то наследники и под железом перед плитой нашли какие-то деньги…

Гундар охнул и кинулся бежать — больше ему здесь делать было нечего.

— Ух как я набью морду этой стерве! Ух как я ее отвожу!..

Сослуживицы Маргиты были люди тактичные и не считали вправе вмешиваться в чужую семейную жизнь. Только начальница как-то, когда Маргиты не было, озабоченно сказала:

— Я бы на ее месте развелась.

— Чтобы этому прохвосту квартира досталась?

— И такого зверя можно любить!..

— Просто не знаю, как бы мы могли ей помочь. Не будем больше об этом…

Беда налетает, как реактивный самолет, — быстро и бесшумно, звука не слышно, даже когда истребитель или бомбардировщик уже над головой. И поэтому, как и летательные аппараты, несчастья приходят целой эскадрильей.

Работу на стройке Гундар, конечно же, не считал ни исполнением житейских мечтаний, ни средством как-то материально себя обеспечить. Только потому, что строительство подходило к концу и деньги там платили действительно хорошие, он еще держался. По разработанному им для себя кодексу он считал, что работать нужно, чтобы участковый не лез, а вот деньги зарабатывать следует совсем иными путями. И если Гундар не пустился сразу в какую-нибудь спекуляцию, то лишь потому, что не знал, за что ему взяться. Торговать по ночам водкой — это мальчишество, да и компания у «Мельника» давно сменилась и вряд ли достаточно одного звания ветерана, чтобы оттеснить конкурентов.

И тут ему предложили место грузчика на пункте приема стеклотары, сказав, что две десятки в день гарантированы. Он поехал по указанному адресу. Угрюмая очередь с авоськами, портфелями и мешками тащилась в подвал. За узким окошечком приемщика мелькал туда-сюда парень в рубашке «сафари» и золотым крестиком на шее. Он выстраивал бутылки, пересчитывал, щелкал счетами, выдавал деньги, зубоскалил, огрызался, а другой — в окошечке лишь мелькали его руки — хватал эти бутылки, чтобы клиент не успел спохватиться, — и глядишь, уже лишний гривенник скатывался в общую кассу приемщика, которую вечером делили на всех.

Как раз начинался обеденный перерыв, очередь выгнали на двор и закрыли дверь. Третий парень, такой квадратной формы, что наверняка раньше занимался поднятием тяжестей, выстраивавший штабеля полных корзин с бутылками, понимающе оглядел фигуру Гундара.

— Тебе хорошо, везде можешь кидать, подтягиваться не надо!

Он отер пот, так и струившийся по его лицу, хотя подстрижен был совсем коротко. Мокрая рубаха прилипала не только под мышками, но и к спине.

— Тут уж вкалывать надо дай бог как, а не кантоваться, зато две красненькие в день ни один слесарюга на фабрике не выколотит… Да еще зарплата идет…