Вдова Кудер - [8]

Он не ответил. Может быть, он стал более сдержанным? Прошла туча. Он больше не видел мальчишку, ловившего рыбу.

— Жандармы сказали мне: «Тем хуже для вас! Мы вас предупредили».

Она замолчала и вывязала еще один ряд.

— А я им ответила: «Не такая уж я дура! Меня-то он не проведет».

— Они вам сообщили мое имя?

— Пассера-Монуайер. Оно легко запоминается, поскольку его можно прочесть на всех бутылках. Странно, что у вас та же фамилия, что и у владельца винных подвалов в Монлюсоне.

— Ничего странного.

— Что вы хотите сказать?

— Ничего странного, потому что это мой отец.

Он сказал это с беспечностью, словно забавляясь, и таким же тоном она возразила:

— Да ладно!

— Что ладно?

— Нет, мой мальчик. Я знаю месье Пассера-Монуайера. Я его очень хорошо знаю, моя сестра много лет была у него в услужении… Это слишком благородный человек, чтобы позволить своему сыну сесть в тюрьму. Кроме того, он достаточно богат, чтобы его сын нуждался в…

Она смолкла, посмотрела ему в глаза и спросила:

— Наверное, вам неприятно, что я об этом говорю?

— Да нет же.

— Ну, ладно! Я не об этом. Жандармы мне все рассказали. Они меня предупредили, что я вас беру на свой страх и риск. Ну а я, в свою очередь, хочу предупредить вас. Вы понимаете, мой мальчик? Я вас не боюсь, никого не боюсь. Сегодня воскресенье, и можно немного отдохнуть.

Она обратила внимание, что перестала обращаться к нему на «ты», наверное, потому, что речь шла о семействе Пассера-Монуайер.

— Ты должен беспрекословно подчиняться! И всё. Тебе нужно по утрам вставать чуть раньше, потому что скотина хочет есть. Она не будет ждать, пока солнце взойдет высоко. Принеси мои очки. Они на камине справа.

Часам к трем гуляющих вдоль канала стало значительно больше. Много было деревенских, чинно прогуливавшихся семьями. Впереди бегали дети, поддевая ногами камешки на дороге. Многие были на велосипедах, попадались и туристы с рюкзаками на спине. Трава стала более темной, а вода в канале почернела. И только молодая листва каштанов казалась свежей, светясь крупными золотыми солнечными пятнами.

— Когда тебя выпустили?

— Пять дней назад.

— Рене в свое время тоже получил полгода, и я каждую неделю ездила к нему на свидания. Бедный мальчишка! И за что? За несколько зажигалок, которые они не сумели продать прежде, чем их взяли, за несколько марок да несколько трубок.

— Они ограбили табачный киоск?

— У них была компания… человек пять или шесть… Они выпили. Дело было в Сент-Амане. Киоск не был закрыт ставнями, и даже ночью была видна вся витрина. Они разбили стекло. Когда он вернулся, я ни о чем не догадалась. Заметила только, что его тошнило. Утром он, как обычно, поехал на работу. Он учился на столяра в Сент-Амане. Полиция и жандармерия искали две недели, и если бы не этот идиот Шаго… Парень оказался слабаком… хотя и хулиган, каких мало. Он ночью понес всякую чушь. Его отец служит в какой-то скобяной лавке. Есть же люди, которые считают себя честнее других. Так вот, этот идиот — я имею в виду папашу Шаго — пошел в полицию со слезами на глазах, с трясущимися руками. «Мой долг гражданина и отца…» — заявил он им. И всё! Моего парня взяли. Его даже не пришлось долго допрашивать, потому что нашли у него в кармане украденную зажигалку. «Это Кудер нас подговорил…» Неправда, у моего сына и мыслей таких не могло быть. Теперь он там, в Африке. Я каждую неделю посылаю ему деньги. А он пишет мне длинные письма. Как-нибудь я вам почитаю.

Почему она продолжала называть его на «вы»? Жан курил с отсутствующим взглядом, обняв руками спинку стула. Неподалеку от них на траве расположилось какое-то семейство, мать резала сладкий пирог, вынутый из газетной бумаги.

— Наверное, это долго — пять лет, а?

Наконец их осветило вышедшее из-за крыши солнце, и сразу трава начала излучать свой особый летний аромат.

— И за все это время ни одной женщины?

Он пожал плечами.

— А после?

Он улыбнулся, отрицательно покачав головой. Она вздохнула:

— Ну, что ж, может, самое время положить яйца в инкубатор? В деревне ведь не бывает выходных.

Тщательно рассмотрев яйца на свет, они разложили их в ящике инкубатора. Лампа была заправлена керосином, фитиль вычищен, вода долита в посудину, предназначенную для поддержания влажности. При этом Жан чувствовал, что Тати занята только яйцами и не думает ни о чем другом.

— Тут неподалеку живет одна женщина, которая поставляет трехдневных цыплят в специальных картонных коробках, продает их по пять франков. Пятью шестьдесят — это триста франков чистыми каждый месяц.

И через несколько секунд добавила:

— Надень-ка лучше пиджак. Становится прохладно. На неделе я куплю тебе одежду. В таком костюме в деревне не работают. Вот, объясни мне!

— Что?

— Почему ты только что меня обманул, когда мы говорили о владельце винных погребов? Зачем ты сказал, что это твой отец? Хотел схитрить, а?

— Не знаю.

— Ты такая же скотина, как и Рене. Постой! Наполни-ка это ведро овсом. И каждый вечер в это же время будешь давать курам овса. Потом будешь ходить за травой, чтобы наутро покормить кроликов. А по утрам у тебя будут другие дела.

День клонился к закату, и они с удивлением увидели, как покраснело солнце и нежно-сиреневым стало небо.