Вдова Далила. Ужас - [67]

— Я повторяю тебе, что из-за нее я убил человека. Это было не так давно — в августе или в сентябре прошлого года, когда она жила на Краузенштрассе. Как-то вечером я поднялся и постучал к ней в дверь. Она не открыла мне. Хозяйка квартиры сообщила, что Лина ушла с каким-то важным господином. Можешь себе представить, что я почувствовал? Я прождал ее у дверей больше двух часов. Потом решил пойти в Кайзер-кафе, она часто туда заходила. Там я встретил знакомого кельнера, а затем увидел и ее. Она сидела за столом с каким-то господином, они пили, смеялись и болтали. У меня потемнело в глазах. Когда он поцеловал у нее сначала одну руку, а потом другую, погладил ее золотистые волосы, я хотел броситься на него и вонзить нож в живот. Но потом я сказал себе: «Пауль, из этого ничего хорошего не выйдет, лучше проследи за ними». Я вышел на улицу и снова стал ждать. Наконец, она появилась под руку с ним, веселая и беззаботная. Со мной она никогда не была так весела! Они направились к ее дому, у дверей он снова поцеловал ей руку и сказал: «До свидания, моя красавица, значит, ты напишешь мне, когда этого болвана не будет дома!» Я незаметно последовал за ним. Незнакомец повернул на Французскую улицу — я за ним. Не помню, что было дальше, но я совершенно потерял голову. Я слышал только крик этого негодяя… Через пять минут я вернулся к Лине и заявил ей: «Я убил твоего возлюбленного».

Рассказывая все это, Пауль то и дело прикладывался к бутылке. В итоге он совершенно опьянел, и голова его тяжело опустилась на стол. Все попытки Зига выяснить подробности остались тщетными.

Пока атлет дремал, сыщик обдумывал услышанное.

— Значит, ван ден Кольб и Зоннен-Лина! — прошептал он. — И ради этой женщины он забыл о своей жене, о Марии! Он получил по заслугам. Обманывать такую женщину! Какая низость!

Когда атлет проснулся через час, Зиг хотел снова продолжить разговор, но тот, уже почти протрезвев, упрямо отказывался сообщить ему еще что-либо. У него была только одна мысль: как можно скорее увидеть Зоннен-Лину. Сыщик видел, что опасно откладывать выполнение данного обещания. Он заплатил по счету, и, прихватив револьвер, сел с Паулем в пролетку, которая все это время ждала их внизу. Они направились в сыскное отделение. Поездка прошла без приключений: атлет, еще не оправившийся от хмеля, молча сидел в своем углу. Зиг внимательно следил за ним, сжимая револьвер в руке. Сыщик ни за что не хотел выпустить из рук свою добычу, особенно теперь, когда они были так близки к цели.

Неподалеку от того места, куда они ехали, Зиг велел извозчику остановиться и обратился к Паулю, уже собиравшемуся выходить:

— Подожди-ка, мне надо тебе кое-что сказать.

— Что еще? — недовольно спросил тот.

— Помни о том, что с той минуты, как ты переступишь порог сыскного отделения, тебе больше не стоит на меня надеяться. Прежде я был для тебя собутыльником, другом, которому ты поверил свои семейные невзгоды. Теперь я для тебя полицейский, я арестовал тебя и отведу куда следует. Я исполняю свой долг.

— Но ты ведь не забудешь о своем обещании свести меня с Зоннен-Линой? — взмолился Пауль.

— Это уже решено, — ответил Зиг, — а пока сделай мне одолжение и протяни руки.

— Зачем?

— Я надену на тебя кандалы.

— Но ведь я никому не причиню вреда, — сказал послушный и смирный, как малое дитя, атлет. — Я лишь хочу увидеть Лину.

— За те четыре часа, что мы провели вместе, мой друг, я кажется уже не раз доказал, что не боюсь тебя, — спокойно произнес Зиг. — Но теперь мы будем не одни, и нам придется подниматься по многочисленным лестницам, проходить через коридоры, встречаться с множеством людей, которые знают тебя по слухам или в лицо, и которым ты внушаешь страх. Ради них я должен принять эту меру предосторожности. Будь хорошим и слушайся меня.

— Но если я буду в кандалах, — очень кротко и наивно спросил преступник, — то как же я убью Лину?

— Кандалы не помешают тебе поднять руки и опустить их кому угодно на голову. Кроме того, ты можешь попросить снять с тебя кандалы в ее присутствии…

— Ну, ладно, вот тебе мои руки, только поторапливайся, — сказал Пауль, покорившись.

Пять минут спустя Зиг вместе со своим узником вошел в кабинет начальника и, приблизившись к его письменному столу, сказал:

— Вот, я его привел.

— Кого? — спросил тот, поднимая голову.

— Атлета Пауля, вот он.

— О… Зиг, благодарю вас, вы оказали нам большую услугу!

— Но у меня есть к вам просьба.

— Считайте, что она уже исполнена.

Зиг отошел с начальником сыскной полиции к окну и несколько минут говорил с ним.

— Значит, решено, — наконец сказал начальник громко, — я согласен, что надо исполнять свои обещания. Я велю отвести Пауля в камеру и отдам необходимые распоряжения относительно его жены.

— Я хотел бы переговорить с этой женщиной прежде, чем она встретится с мужем, — вполголоса заметил Зиг. — Мне нужно прояснить кое-какие подробности относительно другого дела, и она может мне в этом помочь.

— Хорошо, отправляйтесь в тюрьму. Вот приказ, дающий вам право действовать по собственному усмотрению.

Зиг поклонился и вышел, а жандармы отвели атлета в его камеру. Этот ужасно грубый человек, внушавший всем страх, покорно шел за стражей. В нем жила только одна мысль: как можно скорее увидеться с Зоннен-Линой. Всякое сопротивление с его стороны только отдалило бы желанную минуту.