Вдова Далила. Ужас - [62]

Человек, которого он считал холодным и бессердечным, оказался вдруг серьезным и душевным, он был сильно потрясен смертью Кольба и сказал несколько теплых слов по поводу его безвременной кончины.

Обдумывая все это, Зиг отправился в свою скромную квартирку на Кейбельштрассе, которую оставил за собой. Иногда ему хотелось на несколько минут сбросить с себя личину графа и снова стать бедным чиновником.

— Ах, господин Зиг, — воскликнул швейцар, — как давно мы вас не видали.

— Я уезжал, — ответил сыщик, — никто ко мне не приходил?

— Нет, вам только оставили письмо.

Зиг сразу узнал почерк полицейского комиссара и прочел следующее: «Милый Зиг, во время моей отлучки вам приходилось иметь дело с бежавшим из тюрьмы атлетом Паулем и его женой, высокой и сильной особой с рыжими волосами. От меня требуют в полиции сведения об этих лицах, поэтому прошу вас как можно скорее явиться ко мне, чтобы мы с вами все обсудили».

— Хорошо, перед тем как вернуться в «Палас-отель», я схожу туда, — пробормотал Зиг, поднимаясь по лестнице и пряча письмо в карман.

IX

Зиг провел ночь у себя, на Кейбельштрассе, и на следующее утро, сообщив полицейскому комиссару нужные ему сведения об атлете Пауле и его сообщнице Зоннен-Лине, довольно поздно вернулся в «Палас-отель».

На другой день Зига снова вызвали в полицию, чтобы он рассказал о том, как продвигается порученное ему дело. Его сейчас же провели в кабинет начальника сыскного отделения. В ту минуту, когда он подходил к двери, до его ушей донесся отрывок из разговора полицейпрезидента[10] и его подчиненного:

— Значит, вы склонны верить словам этой женщины? — спросил полицейпрезидент.

— Да, ведь говорить правду в ее интересах, — ответил начальник сыскного отделения.

— По ее словам, атлет Пауль будет ночевать у себя на Мулакштрассе?

— Весьма вероятно.

— Значит, завтра утром его можно будет арестовать? — спросил полицейпрезидент.

— Да, конечно, но я должен довести до вашего сведения, что в данном случае мои люди рискуют жизнью. Этот Пауль самый страшный из всей банды, он уже дважды убегал из тюрьмы и обладает сверхчеловеческой силой. Он никогда не ложится спать, не спрятав заряженный револьвер под подушку. Первого полицейского, который войдет к нему в комнату, он сразит наповал.

— Конечно, если полицейский не сумеет взяться за дело как следует, — вмешался в разговор Зиг, стоя на пороге кабинета.

— Хотел бы я посмотреть, что бы вы делали на месте этого полицейского, — заметил начальник, поворачиваясь к Зигу.

— Это нетрудно осуществить. Пойдемте со мной, если только мне позволят заняться этим делом.

— Вы хотите сами арестовать Пауля? — спросил полицейпрезидент.

— Вы не знаете, с кем имеете дело! — воскликнул начальник сыскного отделения.

— Отлично знаю, ведь своим первым арестом он обязан мне, а после этого он еще раз побывал в тюрьме.

— Тогда меня еще больше удивляет то, что вы не боитесь его. Вы же помните его исполинскую фигуру? Он едва проходит в двери.

— Да, я вообще карлик по сравнению с другими людьми. Но когда-то Давид победил Голиафа.

— Неужели вы думаете справиться с ним в одиночку?

— Почему бы и нет?

— Да вы просто самоубийца! — воскликнул пораженный начальник сыскного отделения.

— Я взялся за это дело и закончу его без всякой посторонней помощи. Вы же ничего не имеете против? — спросил Зиг у начальника.

— Я вовсе не отказываюсь от вашей помощи и сейчас же распоряжусь, чтобы вас посвятили во все подробности дела. Но ответьте мне на один вопрос: если вы займетесь Паулем, не упустите ли вы что-нибудь важное в другом порученном вам деле?

— О, не беспокойтесь! Мне нужно всего лишь два часа, чтобы арестовать вашего исполина.

На следующий день в шесть часов утра Зиг уже поднимался по черной лестнице одного из домов на Мулакштрассе. Он знал, что атлет Пауль ночевал там уже три ночи подряд. Это была небольшая каморка с одним выходом на лестницу. Тщетно поискав звонок или молоток, Зиг стал изо всех сил колотить в дверь.

— В чем дело? — послышался чей-то грубый голос из-за двери.

— Открывай, я пришел арестовать тебя, — ответил агент.

— Дурак, — раздался снова тот же голос, — если бы ты пришел арестовать меня, ты бы не признался в этом. Эти болваны очень осторожны в обращении со мной. Это ты, Эде?

— Я, я, открывай.

— Ужасно неохота вставать с постели, но ради друга я готов даже подхватить насморк. Сейчас открою и снова улягусь.

Но едва дверь отворилась, как Зиг прошмыгнул в нее, быстро схватил со стола заряженный револьвер и навел его на атлета, в недоумении стоявшего напротив.

— Еще шаг, и я тебя застрелю! — сказал агент.

— Однако! Ты и впрямь полицейский! — воскликнул атлет.

— Я же тебе говорил, дурак! Ну, теперь ты в моей власти, и не бунтуй.

— Так я тебе и сдался! — взревел Пауль, выходя из себя. — Такую блоху, как ты, я могу сожрать с волосами и костями. У тебя мой револьвер, но кулаки и зубы, острые как бритва, пока еще при мне!

— Глупости все это, — спокойно возразил Зиг. — Чтобы пустить в ход зубы, ты должен подойти ко мне, а если сделаешь хоть шаг, я застрелю тебя на месте.

Не опуская револьвер, агент уселся на постель, из которой только что выскочил Пауль. В четырех шагах от Зига стоял атлет, почти обнаженный. Он от ярости скрипел зубами, но не решался пошевелиться. Несколько секунд они пристально смотрели друг другу в глаза: один в любой момент был готов броситься вперед, а другой — выстрелить.