Вдова Далила. Ужас - [60]

— Значит, вы считаете себя не вправе мучить того, кто убил вашего мужа?

— А вдруг не он убил его?

— Вот как, теперь вы сомневаетесь в этом?

— Да, сомневаюсь, — ответила она, виновато опуская голову, как бы стыдясь собственной слабости, — когда его нет со мной, когда я одна со своими мыслями, он кажется мне виновным и я хочу отомстить, но когда он со мной, меня одолевают сомнения.

Зиг выслушал ее с плотно сжатыми губами, потом сказал:

— Надо положить конец этой неизвестности, так не может больше продолжаться. Он должен раз и навсегда доказать свою невиновность, и тогда я забуду обо всем и вернусь к своим привычным обязанностям. Но если он виновен, как я все еще думаю, тогда он чем-нибудь выдаст себя, и мы покончим с ним.

— А вы нашли средство, которое заставит его выдать себя?

— Вот оно, — ответил Зиг, вынимая из кармана узкий длинный предмет, завернутый в бумагу.

И так как Мария в недоумении смотрела на него, он без всяких отступлений спросил ее:

— Вы помните, каким орудием был убит ваш супруг?

Переменившись в лице, она пробормотала:

— Насколько я помню, это был нож или кинжал.

— Нож, и вы его хорошо знаете, так как он принадлежал убитому.

— И этот нож?.. — спросила она, с ужасом глядя на предмет, который Зиг держал в руке.

— По моей просьбе его отдали мне, вот он.

Мария отступила на несколько шагов и спросила:

— Что вы собираетесь с ним сделать?

— Я просто покажу его Хорфди, и, может быть, от неожиданности он выдаст себя. Вы, вероятно, не захотите присутствовать при этой сцене?

— Напротив, я хочу и буду присутствовать при ней, — ответила она, собрав все свое мужество, — это мой долг.

— Я думаю сегодня же вечером устроить это испытание.

— Хорошо, сегодня вечером, но как вы объясните ему, каким образом этот предмет попал к вам? Показать ему нож — значит выдать себя!

— Это не совсем так, я знаю, что ему сказать. К тому же, если нам удастся этот эксперимент и доказательства его виновности будут налицо, не все ли равно, узнает ли он нас? Но тогда — клянусь вам — тогда он погиб.

Трудно передать, каким тоном произнес Зиг эти слова; в них сквозили злоба, ненависть и страшная боль. Мария так ужаснулась им, что впервые взглянула на Зига не как на простое орудие своей мести, а как на человека, с чувствами которого приходится считаться.

Они простились, условившись встретиться в ресторане «Хиллер» в семь часов. Зиг уже в шесть был там. В ожидании гостей ему нужно было сделать несколько важных приготовлений. По его приказанию на середину стола поставили корзину с цветами, распространявшими дурманящий аромат. Зиг знал, что запах цветов очень сильно действует на нервы. Затем он старательно выбрал вина, заказал двойное количество свеч и настоял на том, чтобы как можно ярче осветить место, где сядет Хорфди.

В семь часов явились Мария и Хорфди и сели за стол. Сначала разговор не вязался, но потом Зиг взял себя в руки и, откинув всякие посторонние мысли, принялся болтать о пустяках с самым непринужденным видом. После вина он стал немного задумчивее, а во время десерта начал рассуждать на нравственные и философские темы. Наконец, Зиг выразил желание присутствовать на каком-либо уголовном процессе и спросил, не будет ли в скором времени разбираться какое-нибудь интересное дело.

— Вы себе представить не можете, — сказал он добродушным голосом, обращаясь к гостям, — как меня интересуют подобные вещи.

Потом он обернулся к Хорфди:

— Знаете, почему вы мне так симпатичны?

— Откровенно говоря, понятия не имею.

— Видите ли, мне ваша фамилия показалась знакомой, к тому же мне легко было ее выговорить, потому что я прочел один уголовный роман, где фигурирует господин Хорфди. О, как интересны были эти мемуары! Эта полиция! Сам процесс! Убийства! Это мой конек! Впрочем, если помните, я с первого дня нашего знакомства просил вас пойти со мной осмотреть тюрьмы, но, так как вы не удовлетворили мою просьбу, я сегодня утром поехал один.

— Куда?

— В полицейский президиум и в тюрьму — я забыл, как она называется, на букву М — Моабит?

— Совершенно верно. И что же вы видели?

— Все, положительно все. Я взял проводника, старика лет шестидесяти с массой орденов на груди. Он показал мне альбом преступников, музей, — все, все. Я так был счастлив, что не хотел расставаться со своим проводником, и благодаря ему даже сделал интересную покупку.

— Покупку?

— Да, прелестную покупку, — повторил Зиг.

— Какая-нибудь украденная драгоценность? — спросил Хорфди, пуская клубы дыма.

— Гораздо лучше! Я не знаю, как он это устроил, но он сказал, что эту вещь вообще нельзя было продавать. Я заплатил ему восемь тысяч марок.

— Это должно быть что-то очень ценное. Может быть, одежда какого-нибудь преступника, в которой он выходил на эшафот?

— Нет, нет, что бы я стал делать с одеждой? Ведь не могу же я носить ее. Англичане не так разборчивы. Они готовы дать пачку банковских билетов за окурок сигары, выкуренной какой-нибудь знаменитой особой. Но я не англичанин! Я люблю соединять приятное с полезным. Посмотрите-ка!

Он быстро протянул Хорфди нож, который все это время держал в руке под столом. Передавая нож, Зиг привстал с места, облокотился о спинку стула и сквозь синие стекла очков наблюдал за своим собеседником, холодный и бесстрастный, в любой момент готовый броситься на свою жертву. Наконец, наконец-то он узнает истину!