Вдоль по лезвию слов - [93]

– Сегодня у тебя работа, – сказал он безо всякого приветствия.

– У меня каждый день работа.

– Сегодня особая. У нас тут один биоморф проснулся.

Толик присвистнул.

– О как. Редкое явление.

– Редкое. Более того, не стандартный Biomorphus ordinarius, а Biomorphus triplex. Поэтому тщательно с ним ознакомишься и посвятишь ближайшую неделю отбору подобных.

Если Толик не ошибался, за всё время марсианских исследований проснулись пять или шесть биоморфов, и все относились к биоморфам обыкновенным. Тройные биоморфы пока ещё не просыпались, поэтому «вылавливали» их достаточно редко – не было смысла. Восемьдесят процентов работы велось с перспективными Biomorphus ordinarius.

Толик кивнул Виктору Михайловичу.

– Хорошо, шеф. Будем работать.

Тот кивнул в ответ и побежал дальше. Виктор Михайлович иначе как бегом никогда не передвигался. Видимо, раньше выступал на Олимпийских играх, шутили лаборанты, а потом его перепрограммировали.

Толик прошёл ряд лабораторий, кивая знакомым. Его рабочее место располагалось примерно в десяти минутах ходьбы от лифта – в самой удалённой точке комплекса. Обзорное окно выходило на приграничную территорию. В хороший бинокль можно было рассмотреть американцев из конкурирующей лаборатории. Некоторых из них Толик узнавал в лицо. Они даже приветственно махали друг другу, если «сеансы» наблюдения в бинокль совпадали по времени. Насколько Толик знал, американцы занимались ровно тем же самым, что и «Титов-4/5», выискивая в марсианской почве скопления полиморфов и пытаясь пробудить последних к жизни. Колония живых полиморфов на «Титове» была достаточно велика: уже из первых двух экземпляров без проблем вывели несколько миллионов подобных. Но в данном случае русским светило серьёзное открытие: выведение нового вида. Американцы пока о подобном не объявляли, значит, Россия станет первой.

Камера для образцов уже была заполнена. Работники на поверхности обычно включаются в другую смену и редко пересекаются с лабораторными крысами. Общение и выдача заданий производятся удалённо. Толик извлёк первый образец – довольно рыхлый кусок грунта с вкраплениями-окаменелостями – и поместил его на стенд, расположенный в центре лаборатории. Рутинная работа: изучение и отбор полиморфов. Может, сегодня повезёт.

2

– Мне надоело, – сказал Максим.

Толик промолчал. Ответить было нечего, потому что надоело всем.

– Я хочу чего-то другого. Я хочу вставать не в семь, а семь ноль шесть, как ты сегодня.

– Это ошибка.

– Я знаю. Но я хочу, чтобы это не было ошибкой. Я хочу другую программу. Я каждый день открываю сеть и вижу там новую музыку, новые книги, новые интерактивные развлечения. Но на самом деле они не новые. На самом деле мы их когда-то уже видели, много лет назад. Потом нас перепрошили. И мы смотрим то же самое, будто новое.

Толик откинулся на спинку кресла.

– Меньше напрягайся, Макс. У тебя есть работа, есть досуг, причём довольно разнообразный. Любое желание ты можешь осуществить. Если бы ты нуждался в женщинах, были бы и женщины…

– …а может, я хочу в них нуждаться? – перебил Макс. – Может, мне хочется быть человеком. Всё так идеально продумано: планета людей, планета андроидов, никто ни с кем не конкурирует, все взаимовыгодно сотрудничают, всем хорошо. А о психологии кто-нибудь задумывался? А если мне хочется посмотреть на Землю? Если мне интересно, как там живут?

Толик с улыбкой покачал головой.

– А если человек захочет посмотреть Марс? Вот без шуток? Если обычный парень захочет посмотреть на всю эту красоту, которую мы каждый день видим? На все эти кратеры, на Олимп, на долины Маринер? Ты взял и слетал к Титоне или Копрату, а им – нельзя, только на картинках и в телескоп. Мы в одинаковом положении. Потому и мир, потому и сотрудничество.

Они помолчали.

– А как ты думаешь, – спросил Максим, – у американцев то же самое?

– У французов то же самое. Я в прошлом году с Далари долго общался, когда свою лабораторию показывал в рамках обмена. Никаких особых отличий. Наверное, и у американцев то же самое.

– Наверное.

Макс встал и подошёл к панорамному окну. Перед ним расстилалась бескрайняя марсианская пустыня, испещрённая дюнами, кратерами, карьерами. Разработки велись с другой стороны, окна жилых отсеков туда старались не выводить: ежедневное зрелище бесконечной добычи полезных ископаемых могло ввергнуть в уныние кого угодно.

– Мне кажется, я мог бы стать человеком, – сказал Макс. – Любой из нас может.

– А человек – андроидом.

– Но зачем?

– Мы выносливее, сильнее, у нас лучше рефлексы и память, мы дольше живём. Одни преимущества.

– Спасибо, друг мой Очевидность. Но человек… Мне кажется, Земля лучше всех этих песочных красот. И ещё я хочу детей.

– Кого? – Толик чуть не закашлялся.

– Детей. Таких маленьких, чтобы бегали вокруг и радовали меня.

– Дети – это обуза, человеческая участь.

– Тебя научили, – усмехнулся Макс. – И ты хороший ученик.

Он подошёл и сел на диван рядом с Толиком.

– Я решил, – продолжил он. – Я договорился с хирургом.

– Что? – Толика пробрала дрожь.

– Я буду постепенно менять своё тело. Я не хочу механическую печень и электронные почки, ну или что там у нас. Не хочу хрусталик со встроенной камерой, всё равно запись может просмотреть лишь инженер. Я хочу иметь не только внешнюю имитацию члена, но и всю внутреннюю систему. Глеб согласился. Он поможет. У него есть доступ к банкам органов – они так или иначе часто оказываются нужны, потому что у одних андроидов одни органы человеческие, у других – другие.