Вдоль горячего асфальта - [41]
Ах, эти учебные тревоги и репетиции затемнений! «У вас есть противогаз?» Эти снежные зимы! «Граждане, на уборку снега!» Ах, эти ледяные весны! Среди голых сучьев хрипит радиотарелка: дикторша прославляет александрийским стихом весну, берет стакан, закашляться боится…
Ах, эти обещающие нежность вечера и раскрывающие неожиданность пропорций и соотношений мгновения, когда ночь готова превратиться в утро! Город составляют вертикальные тени. Третьего измерения нет. Мерцающие лестничные клетки — одни — слабый намек на глубину.
Деятели ночи крадутся вдоль стен. Они не заботятся о галстуках, но резиновые перчатки натянуты для предрассветных операций.
Сбросить крючок или выдавить стекло, и нога через подоконник: «Примите мои заверения в совершенном к вам расположении».
Еще не рассвело, а дипломат побрит и одет. Он на цыпочках подходит к плотным шторам.
Ботинки не скрипят, и все-таки, как в детстве, проснувшись от тишины, Павлик вслушивается и всматривается.
Раннее утро насыщено сном. Спит Белград, спят Афины, гавань Пирей спит, а заря лишь пробует розовыми перстами Эгейское море, но германским вооруженным силам отдан приказ обрушить всю свою мощь на Югославию и Грецию.
Апрельский рассвет ознаменован внезапным налетом крупных соединений бомбардировщиков, в том числе пикирующих на казармы и аэродромы югославов и неожиданным нападением на пограничные посты греков в Восточной Македонии и Фракии.
Посланник агрессора выходит на работу. Как было сказано, Афины спят, а он появляется на частной квартире греческого премьер-министра у его постели.
В руках раннего посетителя меморандум или кастет — не все ли равно…
Чем ближе к страшному июню, тем раньше рассветы, и вот наиболее короткая июньская ночь с субботы на воскресенье.
Спит адыгейский туристский лагерь над Черным морем. Спят под шелковицей в палатке путешественники — Павлик и Машенька.
Но Павлик проснулся: мухоловки вновь роняют мокрую ягоду на тугой бубен палаточного холста, а может, виноваты и не лакомки-мухоловки.
Еще темная государственная граница. По одну сторону — до Атлантики — Большая Германия, по другую — до Тихого океана — Павликова волшебная страна.
Как пожелтело небо!
И артиллерия без предупреждения открывает огонь, наводятся мосты, переправляются танки, дивизия первого эшелона пересекает границу. Бомбардировщики уходят на восток.
Господин посол агрессивного государства искусно выбрит. Отличные щеки смягчены горячими салфетками и освежены лавандой для джентльменов, незначительный порез великолепно затерт квасцовым брусочком.
Сквозь шторы глядит рассвет. Господин посол готов, но ждет за шторами.
Выждав, он натягивает нерезиновые перчатки и направляется сделать заявление о начале военных действий, хотя военные действия не первую минуту идут на огромном фронте от Баренцева до Черного морей.
Утро в туристском лагере под адыгейскими вершинами, как и во всех лагерях и домах отдыха, открывается зарядкой. Ваня или Вася-физкультурник извлекает из многоствольного судейского свистка звук побудки и, выхватив человек семь, ведет на гимнастику.
Через день Ваня или Вася с вещичками шагает над Черным морем в райвоенкомат.
Что же касается Павлика и Машеньки, то в это лето они на свой Юго-Запад не возвратятся.
Уже оплакивали мы тебя, Днепровская государственная электрическая станция, и горевали о городах Крюкове и Кременчуге, а что с Новомосковском и Полтавой, не знали, что с Ахтыркой и Тростянцом, не ведали.
Павлик рыл противотанковые рвы на Слободской Украине, и его имя упоминалось в боевом листке среди имен тех, кто перевыполнял план.
Машенька проводила Павлика долгим взглядом из окна. Ах, эти женщины в окнах — в этом и в том, в домах справа и слева! Уходя, лучше не оглядываться.
Вспомнив описанных Барбюсом французских пехотинцев первой мировой войны, Павлик захватил одеяло, что рекомендуется при таких обстоятельствах делать всем: одеяло — покров, скатерть и носилки.
С Павликом работали астрономы в тапочках и поэты в галошах. Прислали сюда и беженку — студенточку философского факультета. В летнем платьице, в котором бежала с Запада, она «рыла окопы» сперва под Сахарной столицей и теперь здесь, а наступали прохладные дни и сырые ночи.
Студенточке предлагали свою единственную фуфайку, студенточка отказывалась: «Что вы, мне жарко», а ночью обливалась слезами на груди у Марии Ивановны, соседки по ночлегу.
Скорее всего с неустроенной личной судьбой — мастерица парчовой нитки — маленькая Мария Ивановна копать не могла, но каким удивительным интендантом оказалась, как сочувственно делила на одеяле брынзу и хлеб, какой кулеш варила, как ободряюще разливала его по мискам и кружкам работников телескопа и силлаботоники!
В лыжных шароварах и ночной вздувшейся сорочке, главный поэт с заступом на гребне рва был, как говорится, хорош для живописца.
Он «ввел в употребление истик (у козелецких хлеборобов палочка с железным наконечником для очистки плуга, в данном же случае щепочка, очищавшая лопату от налипшей земли), а поэты менее квалифицированные, едва поспевая за своим метром, состязались в придумывании рифмы на слово «истик» — «чистик» — «фашистик».
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.
На примере работы одного промышленного предприятия автор исследует такие негативные явления, как рвачество, приписки, стяжательство. В романе выставляются напоказ, высмеиваются и развенчиваются жизненные принципы и циничная философия разного рода деляг, должностных лиц, которые возвели злоупотребления в отлаженную систему личного обогащения за счет государства. В подходе к некоторым из вопросов, затронутых в романе, позиция автора представляется редакции спорной.
Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.
Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.
Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.
Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.