Вдохновенные искатели - [53]

Иначе обстояло там, где группы находились вблизи очага эпидемии или в недрах дикой тайги. Вместе с микробиологами они могли убедиться, что зараженных кровососов там необычайно много.

– Займитесь зверьками, отстрелянными в дикой тайге-, – посоветовал ученый помощнице. – На них, мне кажется, вы найдете зараженных клещей. В обжитом районе нет смысла искать. Возбудитель, надо думать, гнездится в диких зверях, и только клещи, питающиеся их кровью, становятся носителями заразы.

Предположение это могло показаться слишком смелым, но Павловскому уже многое было понятно. Близилось разрешение запутанной истории с таежным энцефалитом. В руках ученого находились все нити изысканий. Он непрерывно объезжал разбросанные посты, собирая и накапливая материалы, удачи и неудачи помощников, туманное, неясное, противоречивое. Истина с трудом освобождалась от ошибок, от путаницы и ложных надежд. Вдохновенный искатель колесил по тайге то в общих вагонах случайного поезда, то на дрезине, то на лошади верхом. Нет места в кабине попутной машины – он пристроится в ящике, на ворохе груза или просто отмахнет десятка два километров пешком…

Ученый много трудился. Вместе с микробиологом, членом экспедиции, он дни и ночи просиживал за микроскопом или анатомировал с иглой в руках. Он извлекал желудки, слюнные железы, кишечники и нервную систему переносчика, извлекал и экспериментировал ими. Надо было решить, как циркулирует возбудитель в организме клеща, где именно он накапливается и какими путями переходит к человеку. Выяснилось, что задолго до насыщения, еще в первые дни кормления клеща на животном, заразное начало, проникшее с кровью в кишечник, проходит оттуда во все внутренние органы клеща, надолго сохраняя там свою активность. Любой из Зтих органов, растертый и введенный в мозг белой мыши, мог у нее вызвать заболевание. Особенной концентрации достигает возбудитель в слюнной железе кровососа, откуда он, видимо, с укусом переходит в кровь человека.

Это стройное здание фактов и выводов чуть не было поколеблено опытами Рыжова и Скрынник. Следуя совету учителя, они собрали клещей с отстрелянных белок, полосатых бурундуков, зайцев, дроздов и нашли среди них немало зараженных кровососов. Однако заразить ими подопытных мышей исследователям не удавалось.

– Мы делали все, что могли, – жаловалась ученому помощница, – сажали клещей на здоровых животных, давали им пить крови сколько угодно. Некоторые оставались до восьми суток на подопытных мышах – и каждый раз без результатов. Когда же из этих клещей делалась эмульсия и ее вводили Другим мышам в мозг, те заболевали энцефалитом. Похоже на то, что клещ не может укусом выделить заразное начало болезни.

С этим ученый не мог согласиться. Скопление возбудителя в слюнной железе кровососа и опыт отряда в других местах тайги говорили о другом. Однако в жалобах помощницы было нечто такое, мимо чего Павловский не мог пройти. Он не раз уже спрашивал себя: почему при такой зараженности клещей и множестве их в природе эпидемии поражают сравнительно немного людей? Не происходит ли тут с людьми то же самое, что и с мышами, которых бессильны заразить клещи?

– Проделайте ваш опыт еще раз, – сказал помощнице ученый, – посадите на мышей по одному или по два зараженных клеща, дайте им вдосталь напиться крови и проверьте затем подопытных животных. Вы, возможно, найдете у них в крови доказательства иммунитета – антитела.

– Откуда? – не понимала Скрынник.

– Я подозреваю, – продолжал он, – что клещи проэпидемичивают ваших мышей, так деликатно их заражают, что те становятся невосприимчивыми к энцефалиту.

– Вы хотите сказать, – все еще не понимала Скрынник, – что множество клещей из тех, которых мы считали незараженными, на самом деле несли в себе заразное начало…

– Не только это, – перебил Павловский.

– …и спасли наших мышей от заболевания?

– Вы должны им это простить, – шутил ученый, – они с не меньшим усердием и теми же средствами спасают людей. Этим единственно я объяснил бы сравнительную мягкость эпидемии.

Павловский не ошибся: зараженный клещ, три дня питавшийся кровью белой мышки, не заразил ее. В ее крови микробиологи нашли антитела. Медленно заражаемый инфекцией организм вырабатывал в себе иммунитет и становился невосприимчивым к болезни.

Прошел еще год. Миновала зима, и в третий раз из Ленинграда отряд отправился в тайгу. Каждый спешил на старое место, а больше всех Скрынник и микробиолог Рыжов. Павловский сказал им перед отъездом:

– Для нас, паразитологов, весьма важно знать, где зимует возбудитель болезни. Вы должны поспеть к месту прежде, чем клещи с весны успеют насосаться крови. Я полагаю, что вы найдете у них перезимовавшего возбудителя энцефалита.

Для Скрынник было более чем очевидно, что именно так и случится. Евгений Никанорович не такой, чтобы бросать слова на ветер. Никто, как ее учитель, не умеет так взвешивать каждую мысль, все учесть в своих заявлениях. Не такой он человек, чтобы ошибиться в прогнозе…

Далекий край встретил сотрудников морозом и стужей, хотя апрель подходил к концу. Девятого мая тайгу заносило метелью, и вскоре за вьюгой настала теплынь. Не спеша надвигалась весна, и так же медленно пробуждались от спячки клещи. Их набиралось все больше на марлевых флажках. Улов нарастал по мере того, как становилось теплее.