Вдали от рая - [10]

Откровенно говоря, на Волошина довольно-таки трудно было угодить. Его не устраивали ни глупые модельные куколки, ни холодные расчетливые стервы, ни бизнесвуменши с бульдожьей хваткой и мужским складом ума и характера, ни сентиментальные восторженные барышни, опутывающие мужчин сетью обязательств и надуманных переживаний. До некоторых пор, пока его толкали к прекрасным дамам исключительно физиологические потребности, найти что-нибудь более или менее подходящее не составляло труда. Но вот захотелось чего-то большего – и странно, даже невозможно представить, что этим «большим» могла бы стать случайная знакомая из клуба или какая-нибудь из давно окружавших его женщин, вроде Аллочки Комаровой. И это несмотря на всю ее чудную сексуальность и вполне даже приличный характер…

Окраинные пейзажи за стеклом автомобиля давно кончились. Виктора Волошина приняло в свои широкие объятия Подмосковье. Охранник Юра, время от времени выполнявший также и обязанности водителя – а это случалось нередко, когда Волошин бывал на всевозможных вечеринках и презентациях, после которых уже нельзя было садиться за руль, или же когда у него просто не было желания самому вести машину, – был сегодня настроен особенно озорно; он то и дело поддавал газу, временами нажимал на сигнал – просто так, от избытка сил и молодости, – и в конце концов шеф даже попенял ему:

– Осторожнее, Юра, осторожнее. Не резвись так. Руку свою совсем не бережешь – смотри, как на руль давишь!

– А чего ее беречь-то? – беззаботно и чуть фамильярно хмыкнул охранник. – Зажило уже, как на собаке. Во, смотрите! – И он, слегка поддернув рукав светлой хлопковой рубашки, продемонстрировал свежий рубец.

Волошин невольно усмехнулся этому молодецкому, даже хвастливому тону и жесту. О таких людях, как Юра, говорят, что они не изуродованы ни чрезмерным интеллектом, ни излишним тактом, ни хорошими манерами… Но, Бог ты мой, зачем ему в охраннике интеллект, если в других качествах этого крепкого, надежного, всегда широко улыбающегося парня – преданности и безупречной смелости – он может быть уверен!.. Юра не раз продемонстрировал хозяину свои достоинства за годы работы, и это да плюс еще легкость и искренность по-настоящему импонировали в нем недоверчивому к другим людям Волошину.

Он относился к охраннику теплее и бережнее, нежели к иным помощникам, а потому и историю возникновения едва зажившего шрама знал: Юра поранил руку, когда в него срикошетил нож, который они с коллегами, забавляясь, кидали в цель. Это случилось в Привольном, куда Юра, по его поручению, отвозил деньги и продукты для Валентины Васильевны несколько дней назад. И теперь, лениво продолжая завязавшийся разговор, поглядывая на мускулистое, едва прикрытое легкой тканью плечо, Волошин уточнил:

– Что, совсем не болит уже?

– Не-а. – Охранник снова расплылся в белозубой улыбке. – Меня ж, Виктор Петрович, бабка в Привольном лечила. Пошептала, траву приложила, отвару выпить дала – и никакие доктора не нужны. Золотая она у вас, эта ваша Захаровна!

– Золотая, – согласно кивнул шеф. Он хотел добавить еще что-то, но в кармане залился мелодичной трелью мобильный телефон, и Волошин привычно схватился за трубку.

– Витька, ну ты чего там, не передумал? – голос рыжего Сашки взорвался в его ушах с такой силой, будто приятель стоял у него за спиной и шутки ради нарочно терзал его барабанные перепонки. – Ну что ты забыл в своей дурацкой пыльной Москве? Давай с нами, пока возможность есть!

– Нет уж, я тут останусь…

– Ну и дурак. Соображаешь хоть, от чего отказываешься? Ты только представь: море теплое, солнце горячее, пальмы зеленые, а девушки… ох, Витя, об этом я лучше помолчу!

– Ладно-ладно, – засмеялся Волошин. – Тоже мне, Казанова выискался. И как тебя только твоя Катька терпит?

– Катька терпит, потому что со мной таким ей лучше, чем совсем без меня, – философски ответствовал Сашка. И уже серьезным тоном, как бы давая понять, что звонок его вызван все же не желанием позубоскалить, а дружеской заботой и солидарностью, добавил: – Слушай, Вить, у тебя правда все в порядке? А то мне что-то показалось…

– Ну, что делать, когда кажется, ты и сам знаешь, – усмехнулся Виктор. – Не морочься, Саш, все у меня хорошо. Валите в свою Францию, и чтоб я никого из вас тут и близко не видел в ближайшие две недели. Дайте хоть немного побыть одному, черти…

– Ну, ладно. Попробуем тебе поверить, – вздохнул друг детства, однако по голосу его чувствовалось, что Волошин его не убедил. И торопясь закончить разговор, который неожиданно стал ему в тягость, Виктор коротко передал приветы Сашиным жене и дочке и нажал «отбой».

Машина уже въезжала в Привольное, и, едва она затормозила, Виктор, даже не успев еще как следует затолкать телефон в карман, резко распахнул дверцу и выпрыгнул, вырвался наружу, словно ветер, который боится превратиться в жестокий сквозняк, будучи запертым в четырех стенах. Глубоко вдохнул настоянный на солнце и полевых травах воздух, уловил где-то рядом густое жужжание шмеля, счастливо и радостно потянулся, раскинув руки в стороны, и спокойными, широкими шагами зашагал к своему дому, словно пытаясь обогнать свою уже по вечернему длинную тень.