Вчера - [13]

На столе у Сеньки дома с неделю простояла открытка с портретом Сталина. Он жадно слушал репродуктор с траурными мелодиями и короткими информационными выпусками из Москвы. Слёзы наворачивались на глаза. Школы не занимались несколько дней. Пришла Валюшка, увидела Семёна чуть ли не зарёванным.

— Ты что это? — спросила тихо. — Все будет хорошо. Мы с тобой молодые, и нам всё будет по силам. Не переживай. Когда умер Ленин, ничего же не случилось. Всегда в такой большой стране найдется умный человек, чтобы заменить. Когда–нибудь таким человеком можешь стать и ты, если всё сложится…

Как ни странно, её тихие, спокойные слова открыли ему глаза на то, что, в сущности, произошла естественная штука, умер старый человек и этого не обойти. Но надо работать, каждому добросовестно делать свое дело во благо советского народа и тогда страна «не заметит потери бойца»…

В конце марта Сеньке позвонил инструктор райкома комсомола и, задав несколько обычных вопросов о ходе вовлечения большинства старшеклассников в комсомол в ходе так называемого «сталинского призыва», вдруг перешел на темы усиления обороны страны «по понятным причинам». Он предложил срочно создать в школе кружок парашютистов для старшеклассников. Его не смутило даже то, что десятые классы должны вот–вот сдавать выпускные экзамены. Семён загорелся этим предложением. Уже на следующий день он собрал человек пятнадцать энтузиастов, доложил по телефону в райком, и вскоре к ним на первое занятие приехал инструктор парашютного спорта с аэродрома ДОСААФ в поселке Леваневского.

Одно плохо, Валюше не разрешила мама. Сенькина тоже бы упёрлась непреодолимо, но он вначале ей ничего не сказал, а когда надо было ехать ночью куда–то, то объяснил какой–то военно–спортивной тренировкой.

Прослушав пару лекций об устройстве парашютов, в начале апреля кружковцы уже начали выезжать на лётное поле в посёлок Леваневского. Дело это оказалось нелегкое, так как надо было встать в три часа ночи и быстро выходить на ул. Карла Либкнехта в условное место к зданию городского госбанка, где в 3.30 народ начинала собирать дежурная автомашина аэродрома. К 4.00 будущие парашютисты прибывали на летное поле. За одно занятие их обучили укладывать парашюты, потом они по нескольку раз прыгнули с двухметрового помоста для разработки стоп, разов по пять для тренировки залезали на заднее место в стоявшем на лётном поле свободном от полетов По‑2, а в следующее занятие начались прыжки с того же «Поликарпова». Лётное поле уже покрылось травой, стояла тёплая, почти майская погода, начали цвести сады, над ними и вокруг их пели какие–то птицы. В первый раз подростки прыгали в тихое, солнечное, удивительно мирное, прямо–таки праздничное утро.

И вот Сенькина очередь. Он залезает на второе сиденье (штурмана), и, как говорится, «контакт!». Взлетели легко, почти взмыли. Быстро набрали восемьсот, и вот машина уже в районе выброса. Пилот оборачивается и дает знак рукой. Сенька заученно вылезает на крыло, держась за борт левой рукой, поворачивается спиной и, чтобы не дождаться позорного тычка пилота в спину, шустро прыгает в голубую бездну. Не успевает испугаться, как за спиной шелестит фал, выдергивающий вытяжной парашют. Всё. Сенька висит, поправляет лямки под бёдрами, осматривается. Тихий, прекрасный мир. Вдали привычно коптят нежное запорожское небо металлургические заводы, отчего в химическо–розовой дымке родной город как бы парит. Семён приземляется на пахоту, всё в порядке. Собирает парашют, оглядывается. К нему едет машина, чтобы подвезти к месту расположения группы.

Через пару дней прыгнули ещё по разу. На этом замечательные курсы закончены по причине неотвратимо надвигающихся экзаменов. Впрочем, одна девочка, Лариса Лагозина из параллельного, закрепилась в коллективе настоящих парашютистов и через пару лет стала мастером спорта по парашютизму. Ребята долго ждали обещанных удостоверений, но начальство ограничилось выдачей им простых значков «Парашютиста».

Между прочим, кружковцы прыгали охотно, в радость, и ни один из них не испугался. Но вот в день, когда прыгали вторично, на другом «кукурузнике» бросали по разочку ребят, которых военкомат направлял в десантные войска. Так одного парня вывезли на восемьсот метров, он кое–как вылез на крыло, но прыгнуть так и не смог. Пилот и материл его, и толкал в спину, но всё напрасно. И пилот привёз его, зарёванного, на крыле. Конечно, пацана в десантники не взяли. Выходит, не ко всему человека можно принудить…

Перед самыми экзаменами не стало мамы у Лоры Киприян. Молодая, ей не было и сорока, она умерла от сердечного приступа во сне. Весь класс пошёл на похороны. Киприяны жили в очаровательном двухэтажном домике за трампарком, у Красной Воды, в том месте, где Сенька с мамой несколько месяцев снимали жилье в 1947‑м году. Недавно построенный дом утопал в цветах и деревьях. Гроб усыпан живыми цветами. Тогда принято было медленно, под оркестр, вести процессию через весь город, по главной улице. Сенька тоже, по очереди с парнями–одноклассниками, часто нёс то венок, то портрет… Устали, но часам к трём подошли к воротам кладбища. Народу набралось человек пятьдесят, если не больше. Во время прощания Сенька отошел в сторону и стал медленно ходить между могил, читая вылинявшие на солнце бренные надписи. Казалось, что он понял здесь философическое спокойствие Гамлета, — действительно, вся наша жизнь пуста и тщетна. Семён ни с того, ни с сего стал нервно смеяться. Хотя и негромко, но Борька Калмыков, один из Ларисиных друзей, усёк безобразие и, быстро подойдя, крепко встряхнул Семёна.